Он прошел первый дом, второй. А у третьего остановился, поскольку следующий дом был его целью, но во дворе творилось нечто непонятное. Оттуда раздавались крики, звуки ударов, плач женщин.

Вдруг ворота распахнулись, и со двора вывели связанного человека в разорванной рубахе. Андрей сразу узнал этого человека по описанию – это был тот, кому предназначалось письмо, находящееся у него в сапоге.

Следом за связанным человеком шли два кромешника с саблями наголо. За ними, цепляясь за кафтаны, бежали простоволосые и босые женщины. Они кричали, что хозяин их перед царем-батюшкой ни в чем не виноват.

Один из кромешников, не глядя, полоснул саблей одну из женщин, но в последний момент повернул кисть, и удар пришелся плашмя. Женщина упала.

За арестованным выехала телега, груженная разнообразными узлами, на ее облучке восседал опричник. За телегой верхом на лошади выезжал еще один, видимо, старший. Рожа его была самодовольной, посадка горделивой.

Андрей опустил глаза – как бы не выдать себя ненавистным взглядом.

Опричники погнали арестованного в центр.

Андрей приотстал от процессии на полквартала, но продолжал идти следом – ему необходимо было знать, куда поместят этого человека.

Шли они недолго. Немного не доходя до Ивановской площади, завели арестованного в каменный дом.

Андрей остановил случайного прохожего:

– Мил-человек, подскажи – что за дом такой?

– Вот тот? Лучше обходи его стороной – это Пыточный приказ. А хозяином в нем – Малюта Скуратов, слыхал про такого?

Андрей пожал плечами – не ведаю, мол, а сам задумался. Что теперь делать? Ведь Гермоген не дал ему других адресов и других людей, к которым можно было бы обратиться. И это было неосмотрительно! Вдруг человек заболел или хуже того – помер естественной смертью? Или в узилище помещен – вот как сейчас? Возвращаться в Новгород несолоно хлебавши? Обидно. Сюда путь в две недели, назад… А ради чего? Доложить Гермогену об аресте? Первое поручение – и такая неудача. Не бывать такому!

Андрей задумался. Что можно предпринять? Во-первых, надо узнать, за что арестован боярин и где он содержится. В принципе, это не так сложно.

Находившихся в узилище не кормили и давали только воду, чтобы узники не померли от жажды раньше срока. А еду приносила родня. Хуже всего было тем, у кого в городе не было родных: им приходилось рассчитывать на милосердие сокамерников – вдруг поделятся куском хлеба? Да еще на священников. Те посещали узников, отпуская грехи и передавая им еду, собранную сердобольной паствой.

Андрей зашел в ближайшую харчевню, заказал курицу, сала и хлеба на вынос в берестяном туеске. Заказ выполнили быстро.

– Не возьмешь ли мой короб на сохранение? Я вернусь скоро, еще до заката.

– Пусть стоит, хлеба не просит, – с этими словами хозяин взял короб и поставил его в угол.

Андрей направился к Пыточному приказу.

Само название этого заведения внушало обывателю страх и ужас. Прохожие, проходя мимо, ускоряли шаг и крестились.

Андрей забарабанил кулаком в дверь. Тяжелая дубовая дверь, могущая выдержать осаду, отворилась, и появился красномордый кромешник.

– Чего тебе?

– Родичу покушать принес.

– Фамилия?

– Боярин Родин.

– Есть такой, сегодня доставлен. Давай передачу.

– Сам-то не сожрешь?

– Царева слугу недоверием обижаешь?

– Прости, коли обидел.

Привратник заглянул в туесок, понюхал. Курица, жаренная на вертеле, пахла восхитительно, даже у сытого слюни бы потекли.

– Слышь, служивый, повидаться бы мне с боярином…

– Не положено! – грозно насупил брови опричник.

– Нешто мы не понимаем! А за труды твои вознаграждение будет…

Опричник обернулся:

– Рубль серебром.

– Много.

– Тогда иди с Богом.

– Ладно, согласен, ты и мертвого уговоришь.

Андрей отвернулся, порылся в мешочке с деньгами, выудил монету и вручил ее стражнику.

– Погодь маленько.

Дверь закрылась. Стражник ушел и унес туесок с едой.

Его не было долго – четверть часа, как не более. Потом загремел запор.

– Проходи.

Андрей протиснулся в щель.

Темный, без окон, коридор освещался факелами. Было душно, воздух спертый.

Они спустились по ступенькам в подвал.

– Я тебя запру в его камере, только недолго.

– Уговорились.

Стражник загремел засовом, открыл дверь и буквально втолкнул туда Андрея.

Камера была невелика – две на две сажени. Небольшое окно, густо забранное железной решеткой, выходило во двор. На полу лежала охапка соломы, на которой сидел узник.

Сколько у него времени, Андрей не знал, и потому сразу шагнул вперед, к боярину.

– Здрав буди, боярин! Не так я хотел с тобой свидеться.

– Ты кто такой? Что-то лицо мне твое незнакомо.

Андрей наклонился к уху боярина и произнес условные слова – пароль.

– Я от отца Гермогена, из Великого Новгорода. Поклон тебе и письмо привез.

– Запоздал!

– Я видел, как тебя из дома уводили. За что тебя сюда?

– Царю кто-то навет на меня сделал.

– Просто так сюда не упекут. Пытками добьются любого признания, не многие это выдерживают.

– Не о том кручина моя, дело пострадает. И еще…

Боярин сделал паузу:

– За домашних боюсь – за боярыню, за детей.

– Я могу вывезти их из города, скажи только куда.

– Славно. Боярыня знает куда. Только слуг не осталось. Как за мной пришли, все разбежались.

– Я помогу, только из вещей взять придется самое необходимое, на первое время. Главное – деньги.

– Так ей и передай.

– У тебя есть кто-нибудь, кому письмо Гермогена передать можно? Не возвращаться же мне с ним!

Боярин пытливо всмотрелся в глаза Андрею.

– Боязно говорить.

– Второго такого случая может не представиться, – поторопил его Андрей.

– Ладно, слушай. Боярин Гаврилов, на Стромынке дом из белого камня – в два поверха. Скажешь…

Договорить боярин не успел. Загремел замок, отворилась деревянная, окованная железом дверь.

– Выходи, скоро стража меняться будет, – поторопил Андрея опричник.

Андрей обнял боярина – для стража он все-таки родственник.