— Вы должны мне рассказать, откуда у вас эти шрамы.

— Возможно.

Она удивленно посмотрела на него.

— Если вы меня как следует попросите, — добавил он.

К ней вернулось ее высокомерное выражение, и она поджала губы.

— Можете одеваться. Я сейчас раздвину занавески. Когда она проходила мимо него, он схватил ее за руку выше локтя. Она оступилась и столкнулась с ним.

— Минутку, — сказал он, обняв ее одной рукой за талию.

Она подняла на него глаза. В них одновременно отразились паника и восхищение. Она попыталась вырваться, но повсюду ее руки натыкались на его обнаженное тело. Ее сердце трепетало, как пойманная птица.

Он опустил голову так, что она оказалась в нескольких дюймах от ее лица.

— У меня есть два собственных условия.

— Простите…

— Во-первых, я хочу узнать больше о вашем заведении. Меня очень интересует, какое образование вы предлагаете. Особенно потому, что должен стать его частью.

Она пыталась высвободиться, но его рука держала ее крепко.

— А во-вторых?

— Второе условие я оставлю на потом. Мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня слишком самоуверенным.

Он ослабил руку, и она выскользнула. На сей раз она не пустила в ход свой острый язычок.

Она вернулась на свое место за письменным столом, видимо, для того, чтобы собраться с мыслями. Он схватил рубашку и начал ее надевать.

— Я могу начать в понедельник?

Она кивнула.

— В десять утра?

— Нет. — Ее голос дрогнул, и она откашлялась. — В восемь вечера. Вы должны воспользоваться входом для служащих в противоположной стороне дома. Это понятно?

— Разумеется. Мы должны соблюдать правила приличия, не так ли?

— Совершенно верно.

— Говоря о приличии… вы не против?..

— Против чего?

Уголок его рта чуть приподнялся.

— Вы не против отвернуться? Я должен расстегнуть брюки, чтобы заправить рубашку.

Она бросила на него беглый взгляд.

Пока она стояла к нему спиной, Маршалл нагнулся над письменным столом, чтобы взглянуть на папки, над которыми она работала, когда он вошел. Ему удалось увидеть лишь слова «Эротическая литература», и он понял, что должен взять эту папку. Он осторожно вытащил из брюк полу рубашки, спрятал у себя на животе папку и вернул рубашку на место.

— Мисс Макаллистер, — сказал он, застегивая жилет, — очень надеюсь, что окажусь полезным в вашей школе. Мне бы не хотелось разочаровывать ваших учениц… и вас тоже. Вы, конечно, объясните мне, как завоевать ваше доверие.

Она обернулась, и он увидел, что это случилось опять — она покраснела. Это было то же самое, как читать ее мысли, а они были не слишком приличными.

— Возможно, есть кое-что, что вы могли бы сделать, чтобы мы как-то приноровились друг к другу, мистер Маршалл.

Он надел камзол.

— Все, что угодно.

— Не будет ли вам угодно оставить дома свое колоссальное самомнение? Коперник уже доказал, что не вы являетесь центром вселенной.

Несмотря на сарказм этого замечания, он улыбнулся:

— Будь я этим центром, несомненно, получил бы ожоги от жарких лучей вашего солнечного характера.

Маршалл спешился у питейного заведения «Олень и гончая». Хотя его отец уже был давнишним членом элитного клуба, сам Маршалл предпочитал более скромные заведения для пешеходов, считая, что нет ничего лучшего, чем запах опилок и жареной ветчины, пока ты опрокидываешь первую рюмку.

Зайдя в туалет, он извлек украденную папку. Потом зашел в зал, сел за стол и, заказав кружку эля, принялся изучать документ.

Беглым взглядом он прошелся по расписанию, в котором были обозначены все лекции на неделю. Все они должны были происходить в дневное время и включали историю, музыку и ряд обычных общеобразовательных предметов.

Но у него отвисла челюсть, когда он прочел, что планируется проводить вечером. В понедельник — рисование обнаженной мужской фигуры. Во вторник — соотнесение эротической литературы с жизнью. В среду — чувственные поцелуи. В четверг — как использовать руки, чтобы доставить удовольствие своему и его телу. Маршалл вспомнил о своей сестре. Теперь он понял, почему его сестру обвинили в «несдержанности». Мисс Макаллистер учила своих учениц становиться соблазнительницами!

Маршалл отпил большой глоток эля. Ничего себе пансион благородных девиц! Образование, которое Жюстина получила в этом пансионе, стоило ей жениха, а ему — освобождением от утомительных лондонских сезонов. Эти лекции, без всякого сомнения, оказались для Жюстины своего рода открытием. Но даже в ее возрасте было лучше оставаться невинной. Ей уже было двадцать девять, и найти ей потенциального мужа уже само по себе являлось нелегкой задачей, но она станет совершенно неразрешимой, если Жюстина позволит себе выбирать мужа, пользуясь только своей привлекательностью.

Привлекательность. Маршалл отпил еще глоток и, качая головой, перечитал список вечерних занятий. Эта нахальная мисс Макаллистер разбудила в нем все чувства, дремавшие с тех пор, как он покинул корабль. Она была клубком противоречий. Строгой и высокомерной, но далеко не леди. Огненно-рыжие волосы прекрасно сочетались с ее невероятной дерзостью, но то, как она краснела, свидетельствовало о том, что она уязвима, как любая неопытная девушка. Полноватая фигура очень уютно помещалась бы в объятиях мужчины… но он сомневался, что она позволила бы кому-либо из мужчин заключить ее в объятия. У нее было лицо хорошей девочки, а язык — скверной девчонки. Он хихикнул. Этот рот, одновременно дерзкий и влекущий. При одном воспоминании о нем его бросило в жар. Он улыбнулся. Может, рискнуть?

Он вздохнул, сложил бумагу и сунул ее во внутренний карман. Если слух об этом пансионе распространится, пострадает не только мисс Макаллистер. Каждая из учениц, получившая «образование» здесь, будет опозорена, в том числе и его сестра. Общество будет их сторониться, любая приличная семья откажется принимать их у себя дома. Несмотря на приданое Жюстины, ни один стоящий джентльмен никогда на ней не женится. Только какой-нибудь прохвост или хам. Но он ни за что этого не допустит.

Этот пансион должен быть закрыть без лишнего шума. Но каким образом он сумеет убедить в этом необузданную мисс Макаллистер? Он должен найти способ заставить ее сделать это, даже если ему придется сжечь этот пансион дотла.

Весь понедельник Атина посматривала на часы на каминной полке. Она с нетерпением ждала наступления вечера. Мистер Тремейн, лектор по теме управления штатом прислуги, который по расписанию должен был вести занятия в течение двух часов, растянул свою лекцию почти на пять. Все двенадцать учениц героически боролись со сном. Только обещанный урок рисования с живым натурщиком позволял им удерживаться от зевоты.