Сева куда-то пропал. Видно, отправился ночевать к какой-нибудь из своих подружек. При этой мысли Сева стал Сане еще милее. Очень благородно избавить его, Александра Павловича, от лишних хлопот. А Ляля? Но он же пообещал ей, что заберет Севу из ее жизни. Так оно и вышло. Однако Сева — человек, хороший человек Сева, он Сане нравится.

Снег прекратился, первый глоток холодного воздуха после прокуренной духоты всегда казался Сане живительным. Он долго искал и не мог найти своей машины. В «девятке», которую он издалека счел своей, уже сидели какие-то люди. Он опять ходил, искал и опять не нашел. Пока бродил, протрезвел немного. Вернулся к машине, занятой чужими людьми, и по номеру понял, что все-таки эта синяя «девятка» принадлежит ему, Александру Павловичу Иргунову. Заглянул в заднее стекло, чтобы понять, кто же к нему забрался, узнал Севу, а рядом с ним различил целый пук голубых и розовых косичек. Александр Павлович решил, что с пьяных глаз ему помстилось. Не в Африке же они в самом деле! Пригляделся, но косички никуда не исчезли и были по-прежнему голубыми и розовыми.

На Севу, несмотря на все его благодеяния, Александр Павлович тут же разозлился: мало того, что тот закадрил какую-то малоприличную девицу, он еще и места другого не нашел, чтобы побыть со своей кралей! Где теперь хозяину спать?! Он приготовился вытурить незваных гостей. Шугануть как следует! Ему же еще работать! Вот сейчас поспит часок — и за дело! Кстати, ему еще и фотографии нужны. Нет, так просто с Севой не рассоришься. Как это он сразу не сообразил взять у девицы с фотоаппаратом телефон? Совсем на радостях крыша поехала!

Александр Павлович приоткрыл дверь и поздоровался:

— Добрый вечер, молодые люди! Отдыхаем?

Африканская девица повернула голову, и Саня увидел скуластенькое лицо с небольшими ярко-голубыми глазами и носом уточкой вполне российского производства. Лицо показалось ему даже знакомым, в Посаде таких пруд пруди. Пригляделся и узнал: девица фотографировала Иващенко. Ну что ж, тем лучше, есть надежда получить фотографии. Вот только откуда взялись голубые косички? Никаких косичек, ни голубых, ни розовых, у девицы-фотографа не было. Александр Павлович был недоволен собой, подумать только, что значит редко пить! С непривычки нажрался до галлюцинаций! Он на секунду закрыл глаза, надеясь, что все станет на свои места и косички исчезнут. Но когда открыл глаза, косички были на месте.

— А мы вас ждем-ждем, наконец дождались, — певуче произнесла африканская россиянка.

— А чего это вы меня ждете? — полусердито-полушутливо осведомился Иргунов.

— А домой ехать, — простодушно отозвалась девица.

— К вам, что ли? — раздраженно спросил Александр Павлович.

— Да нет, к вам, — отозвалась девица. — Всеволод Андреевич сказал, что у вас на всех места хватит.

Всеволод Андреевич в беседу не вступал, то ли потому что не хотел вмешиваться, то ли потому что дрых без задних ног. Саня даже протрезвел от возмущения такой беспримерной наглостью! Он уже открыл рот, чтобы сказать все, что он по этому поводу думает, но постоял секунду и рот закрыл. С такой же беспримерной непосредственностью Сева представил его Иващенко, а долг, как известно, платежом красен! Девица Иващенко фотографировала и отдаст ему пленку или фотографии.

— До меня добираться далеко, — хмуро сообщил он, — я за городом, в Посаде живу. И для вождения машины не в кондиции.

— Так я вас отвезу, — так же певуче и ласково предложила девица, своей певучестью выдавая глубоко провинциальное происхождение. — Я в кондиции. Мне Всеволод Андреевич сказал, что нам в Посад ехать.

«Наш пострел везде поспел. Ну и вези, черт с тобой! — сдался мысленно Саня. — Какой-никакой, а выход. Что ни говори, а дома лучше спать, чем в машине. Если доедем, то на месте разберемся».

— Тогда прошу! — произнес он и помог девице вылезти, с тем чтобы препроводить ее на шоферское место.

Невысокая, крепкая, широкобедрая, с пучком разноцветных косичек на затылке, она выглядела нелепо, но чем-то вдруг очень понравилась Александру Павловичу. В ней было какое-то неожиданное обаяние. Простодушия, что ли? Основательности?

— Меня Верой зовут, — представилась она, стоя напротив него и улыбаясь.

— Александр, — суховато ответил он и спросил: — А Всеволод Андреевич что?

— Ничего. Заснул, — со спокойной улыбкой сообщила Вера. — Он, как вы, не в кондиции.

«Да нет, такие всегда в кондиции, — ядовито подумал Александр Павлович, — больной, больной, а мыла не ест!»

Он сел рядом с Верой, чтобы показывать ей дорогу.

— Нам на Ярославку, — сказал он вслух и тут же поправился: — На Ярославское шоссе, я имею в виду. Вы, я думаю, не москвичка, Москвы наверняка не знаете. Как ехать, я подскажу. Когда на шоссе выедем, я сам поведу, там уже можно будет.

Вера согласно кивнула.

— А права-то у вас есть? — спохватился Александр Павлович. — В Москве сейчас строго!

Ему только не хватало дорожных неприятностей. Правда, деньги были, чтобы их уладить, но желательно было бы обойтись.

— Не беспокойтесь, — ответила Вера и тронула машину с места так уверенно, плавно и мягко, что Саня только диву дался.

— Да вы профессионал, — не мог не похвалить он ее.

— Я инструктором в автошколе работала, — отозвалась она и уверенно повернула к Садовому кольцу.

— В Москве? — изумился Александр Павлович. — Вы, что же, выходит, москвичка?

— Нет, я в Твери работала. В Москве я недавно живу.

Вера повернулась к нему с улыбкой, и он не мог не отметить, какие блестящие у нее глаза, а взгляд спокойный, доброжелательный. И он тоже ей улыбнулся и с удовлетворением откинулся на сиденье, собираясь следить за дорогой и давать Вере необходимые указания.

Когда Вера снова обернулась к своему спутнику, он крепко спал, лицо у него было совсем мальчишеским, и по нему бродила счастливая улыбка. Она не стала его будить, хотя не вредно было бы выяснить поточнее дорогу.

— Очередные временные трудности, — философски покачала она головой, — придется справляться самостоятельно.

И двинулась на свой страх и риск по московским переулкам.

Миша оставил машину во дворе и на четвертый этаж стал подниматься пешком. Он и сам не мог понять, почему волнуется. А может, и мог, но только не хотел снова погружаться в то, от чего так старательно отгораживался все эти годы. Из сумки у него торчал оранжевый слон с большими ушами, слон сидел на таких же оранжевых мандаринах, которые обожала Иришка, а в руках Миша держал пакет с пестрыми карамельками, которые они любили оба.

Только он ступил на площадку четвертого этажа, дверь открылась, и Ляля в золотистой куртке, в коричневых брючках, ловкая, ладная и, как всегда, торопливая, кивнула ему на бегу, помахала и, стуча каблучками, заспешила к лифту. В тот же миг выскочила Иринка и повисла у него на шее.