class="p1">В окна стучал дождь. Час назад Джин уехала в город, а Джордж собирался выйти в сад, как вдруг со стороны Стэмфорда налетела черная туча, и лужайка моментально превратилась в пруд.

Ничего, можно порисовать, подумал Джордж. Вообще-то он планировал сперва закончить студию, а уж потом воскрешать свои художественные навыки. Но потренироваться заранее не помешает.

Порывшись в шкафу в комнате Джейми, он вытащил из-под обломков велотренажера стопку бумаги для акварели. В кухне нашлось два годных к употреблению карандаша, которые он заточил по старинке стейковым ножом.

Сделал чашку чаю, уселся за обеденный стол и задумался, почему так долго это откладывал. Запах свежей стружки, зернистая текстура кремовой бумаги. Вспомнил, как сидел в уголке с блокнотом на коленях в семь или восемь лет, рисуя затейливые готические замки с секретными проходами и хитроумными приспособлениями, с помощью которых можно лить на завоевателей раскаленное масло. Живо припомнилась трепка за то, что раскрасил шариковой ручкой узоры на обоях. И вытертая вельветовая заплатка на зеленых брюках, которую, волнуясь, всегда принимался нащупывать и двадцать, и тридцать лет спустя.

Для начала Джордж нарисовал две большие черные петли. Размять руки, как говорил учитель рисования мистер Гледхилл. Джордж уже не помнил, когда ему удавалось побыть наедине с собой. Разве что изредка в ванной. Да и то – Джин не понимала, что ему необходимо побыть одному, и вытаскивала из блаженных мечтаний, колотя в запертую дверь в поисках отбеливателя или зубной нити.

Джордж начал рисовать фикус. А ведь когда-то собирался заниматься этим всю жизнь. Не фикусами, конечно. А вообще – искусством. Живописью. Городские пейзажи. Вазы с фруктами. Обнаженные женщины. Просторные белые залы, залитые светом. Теперь смешно. А тогда это был единственный способ оказаться в волшебном мире, куда не мог проникнуть отец.

Фикус не слишком удался. В сущности, рисунок получился детским. Джорджа обманули почти, но не совсем параллельные линии сужающихся кверху стеблей. Он перевернул лист и взялся рисовать телевизор. Прав был отец, художник – ненадежная профессия, если хочешь получать достойную зарплату и иметь нормальную семью. Даже успешные художники, о которых пишут в воскресном приложении, напиваются как свиньи и не придерживаются традиционных взглядов на институт брака.

Рисуя телевизор, Джордж столкнулся с противоположной проблемой. Линии должны быть прямыми и ровными. Совершенно прямыми. Стоит допустить хоть один изгиб, и получится фикус. Честно говоря, так оно и вышло. Интересно, художники пользуются линейкой? У мистера Гледхилла не спросишь, он давно умер. Можно начертить линии под линейку, а затем обвести их, чтобы придать жизни. Вместо линейки подойдет журнал.

Мать считала его Рембрандтом и дарила дешевые альбомы для рисования, которые покупала на деньги, выделенные на домашнее хозяйство – тайком от отца. Однажды Джордж его нарисовал, когда тот уснул в кресле после воскресного обеда. Отец проснулся, выхватил листок, разорвал на мелкие кусочки и бросил в огонь.

Они с Брайаном избежали страшной судьбы. А бедная Джуди через полгода после смерти отца вышла за такого же злобного, ограниченного пьяницу. Которого, кстати, тоже придется позвать на свадьбу. Ну ничего. Даст Бог, безмозглый Кеннет быстро впадет в кому, как при первом знакомстве, и можно будет засадить его в кладовку, главное – не забыть ведро.

Кнопки на телевизоре не получились. Не стоило штриховать бока. Слишком много линий на таком маленьком пространстве. И сам телевизор вышел кривоватым: то ли из-за неправильной перспективы, то ли из-за журнала вместо линейки. Тут менее оптимистичный человек мог бы упасть духом, вспомнив, что угрохал восемь сотен фунтов на строительство студии, где собирался рисовать предметы значительно более сложные, нежели фикус или телевизор. Но в том-то и дело, что надо постоянно учиться, упражнять свой мозг. А не планеризмом заниматься.

Джордж поднял голову, посмотрел в окно и вернулся в реальный мир. Пока он витал в эмпиреях, погода изменилась. Выглянуло солнце, омытый дождем сад засиял чистыми и свежими красками. Джордж порвал рисунки на мелкие клочки и засунул на дно мусорного ведра. Спрятал бумагу с карандашами в стол, обулся и вышел.

21

Джин с Урсулой сидели в кафе «Маркс и Спенсер». Урсула разломила печенье над чашкой с капучино, чтобы не крошить на стол.

– Вообще-то мне лучше об этом не знать.

– Да, – ответила Джин, – но ты уже знаешь, а мне нужен совет.

В советах она вовсе не нуждалась, тем более от Урсулы, любимыми словами которой были «да» и «нет». Даже по музею Пикассо она ходила, бормоча «да… нет… нет… да», будто выбирала картины в гостиную. Однако Джин требовалось выговориться.

– Ну, тогда рассказывай, – сказала подруга, откусив печенье.

– Дэвид придет к нам на ужин. Его пригласил Джордж. Мы столкнулись на похоронах Боба Грина. Дэвид не смог отказаться.

– И что? – Урсула провела руками по столу, как будто разглаживала карту.

За это Джин и любила Урсулу – ничто не могло ее вывести из равновесия. Она курила марихуану за компанию с дочерью (ничего хорошего, меня стошнило). А в Париже их действительно чуть не ограбил какой-то тип. Урсула шуганула его, как паршивую собачонку, и он позорно бежал. Обычный попрошайка или заблудившийся турист, позже склонялась к мысли Джин, вспоминая тот случай.

– В чем проблема?

– Ты что, не понимаешь?

– Вы ведь не собираетесь нежничать на глазах у Джорджа? – хрустнула печеньем Урсула. – Конечно, тебе будет неловко, но если ты такая впечатлительная, не надо было с самого начала бросаться в это приключение.

Джин понимала, что Урсула права, но тревога не уходила. Возвращаясь к машине, она убеждала себя, что ничего страшного. Бывало и похуже. Например, ужин с Фергюсонами, когда Джордж заперся в туалете и слушал крикет по радио.

Джин не нравилось, что жизнь катится под уклон и становится неуправляемой. Она повернула к дому Дэвида, сама не понимая, что намерена сделать: извиниться за неуместное приглашение Джорджа, отчитать любовника за то, что согласился прийти, или что-то еще. Однако Дэвид только что поговорил с дочерью. Его внука положили в больницу на операцию. Он хотел поехать в Манчестер, чтобы помочь, а Мина его опередила. Теперь ему надо держаться подальше. А Мина будет всем рассказывать, какой он плохой отец.

И Джин стало ясно – у всех в жизни полно проблем. Кроме Урсулы. И Джорджа. А если ты пускаешься в приключения, то рано или поздно придется столкнуться с неудобствами. Они обнялись и долго стояли, не отпуская друг друга, и Джин поняла, что ради этого и приехала.

22

– То, что ты рассказывала о свадьбе Катрины – это ведь неправда? – спросила