Мелвин Маршвелл не был ни добрым, ни злым. Появление двенадцатилетней Иззи в его доме ознаменовалось коротким «добро пожаловать, моя дорогая», и, насколько Иззи помнила, с тех пор он ни разу не обратился к ней.

Иззи никогда не завтракала с семьей, поднимаясь рано, поэтому удивилась, когда Хильдегарда радушно поманила ее в комнату.

— Иззи, дорогая, присоединяйся к нам. Мы как раз обсуждали сегодняшний прием. Скажи, какое из тех красивых платьев ты планируешь сегодня надеть?

Это что-то новенькое. Иззи настороженно взглянула на кузину. Что Хильдегарда затеяла?

— Я пока не решила. А почему ты спрашиваешь?

— Ну, поскольку Милли, конечно же, будет в белом, я подумала, что будет смотреться довольно мило, если ее ленты будут сочетаться по цвету с твоим платьем. Семейные цвета, так сказать.

Понятно. Маршвеллы планируют явиться на бал без приглашения. Они, без сомнения, воображают, что связь Иззи с Дарингемом воспрепятствует толкам. Что ж, может, они и правы, но Иззи разозлилась, что ее просто используют.

Однако это объясняет присутствие Мелвина. Он будет обеспечивать необходимое, хотя и минимальное сопровождение для Хильдегарды и Милли, поскольку скорее всего проведет вечер за предоставленными в избытке игровыми столами.

Ну, тут уж ничего не поделаешь. Ничто, кроме грубой физической силы, не остановит Хильдегарду от решительных действий сегодня вечером. И все равно Иззи не собиралась терпеть их больше, чем необходимо.

— Тогда я позабочусь, чтобы Спирс заказал карету. Желательно большую, запряженную четверкой? — Иззи невинно улыбнулась при виде покрасневшего лица Хильдегарды. Прокат любой кареты, достаточно нарядной, чтобы появиться на балу, обойдется в копеечку.

— Но я надеялась провести чуть больше времени с его милостью. В конце концов, все мы скоро будем родственниками. — Улыбка Хильдегарды приняла похоронный налет. — И мне необходимо поблагодарить его за любезную помощь в наших последних домашних трудностях.

Набивается на бесплатную поездку на бал. Не говоря уже о пышности прибытия в карете с герцогским гербом.

— Ох, нет, Хильдегарда. Я не могу просить вас с Милли мять свои платья в тесной карете Джулиана. — По правде, говоря, она понятия не имела, вместит ли его карета их всех, но сомневалась, что он собирается возить ее кузин. Она бросила взгляд на Милли: — Ты предвкушаешь сегодняшний бал, Милли? Мне сказали, что там будет настоящая толкотня. — Она должна выяснить, что это означает. Звучит довольно устрашающе. Она чуть не пропустила ответ Милли, когда накопившийся в душе страх снова дал о себе знать.

— Полагаю, ты позволишь лорду Блэкуорту представить меня некоторым его друзьям? Как думаешь, лорд Стреттон там будет? — мечтательно спросила Милли.

— Говорят, да, и я знаю, что Селия… леди Боттомли, тоже приедет.

— Фи, Иззи. Не знаю, как ты можешь ее выносить. Одно лишь нахождение с ней рядом затеняет любую. И она такая ужасно высокая и к тому же заносчивая. Сара Черримор сказала, что как-то сделала леди Боттомли комплимент по поводу ее платья, а та посмотрела сквозь нее и лишь буркнула «спасибо».

— Сара совсем ее не знает. Ей-богу, Милли, тебе не следует повторять сплетни.

— Гм… — Выражение лица Милли было таким хильдегардовским, что Иззи едва не прыснула со смеху и поспешила выйти из-за стола.

Сбежав через кухню, она вышла в сад, чтобы немного побыть одной и успокоиться. Шагая по тропинке, обсаженной пробуждающимися многолетниками, она с тоской думала о том, каким чудесным ребенком была Милли.

Изголодавшаяся по любви, юная Иззи изливала всю нежность своего сердца на хорошенькую малышку Милли. Она помнила крошечную белокурую головку, доверчиво склонившуюся на ее плечо, когда она читала сказки, и маленькие испачканные ручки, сжимающие цветущие сорняки, преподнесенные в подарок.

Ночью, в грозу, Милли забиралась в кровать к Иззи, а по утрам они хихикали и заговорщически шептались, когда девочку тайком возвращали в ее комнату. Она помнила, как была «дорогой Иси» и липкость милого детского поцелуя.

Милли была дочкой, сестрой и подружкой для одинокой двенадцатилетней девочки.

Но постепенно возраст и неодобрение Хильдегарды встали между ними. Расширяющиеся обязанности Иззи оставляли мало времени для игр, а присутствие Шелдона в классной комнате, где они могли избежать влияния Хильдегарды, подавляло любую дружескую интимность. Милли начала подражать материнской критике, и Иззи была глубоко уязвлена.

Сейчас она беспокойно вышагивала по тропинкам пробуждающегося к жизни сада. И хотя видела, как много дел предстоит сделать, казалось, не могла сосредоточиться на них. Предстоящее унижение тяжким грузом давило на нее, вызывая у нее чувство, будто гордость ее стоит перед лицом виселицы общественного мнения.

Она не могла не улыбнуться мрачной драматичности этой мысли. Решив, что разравнивание мульчи в течение часа именно то, что ей нужно, она вошла в теплую конюшню, чтобы взять грабли. Проходя мимо лошадей, остановилась возле Лиззи.

— Извини, дорогая. Сегодня яблока нет. Только тяжелое сердце, и ты не сможешь облегчить эту тяжесть.

— Будете кататься сегодня, миледи? Иззи подскочила.

— Ой! Привет, Тимоти. Нет, сегодня что-то нет настроения. — По правде говоря, она боялась, что если уедет сейчас, то уже не вернется. Отступив от лошади, она бросила на Тимоти строгий взгляд. — Разве мы уже не обсуждали эту «миледи», Тимоти?

— Да, мисс. Но я думаю, вам лучше привыкать слышать это, а мне — привыкать вас так называть. — Он улыбнулся ей, Иззи рассмеялась, несмотря на свое мрачное настроение. Милый Тимоти. Конюшня стала новым убежищем, как и ее сад, после того как Тимоти и Лиззи поселились здесь. Конюху всегда удавалось рассмешить ее, а незамысловатая привязанность Лиззи была как бальзам на душу. Настроение у Иззи улучшилось, и, взяв грабли, она ушла.

Хильдегарде не понравилось, что придется кормить слугу, которого она не может привлечь к работе, но стоило Иззи упомянуть возможное мнение Джулиана о домашнем хозяйстве, которое не в состоянии содержать одного-единственного конюха, как Хильдегарда умолкла.

Тимоти сразу же сделался любимцем кухарки за свой отменный аппетит, а Бетти, горничная Хильдегарды, быстро подпала под его несомненное обаяние.

Тимоти не иначе, как с презрением, отзывался об «этой старой хавронье», как он называл Хильдегарду, и Иззи частенько приходилось прятать улыбки и журить его за неуважение. А он только забавно поджимал губы и снова смешил ее.

Разрыхляя землю под многолетниками, Иззи снова стала размышлять о бале.

У нее есть красивое платье. У нее очень привлекательный спутник. Там ее будет ждать подруга. У нее даже имеется поддержка, если это можно так назвать, семьи. Так почему же она так боится? Почему так сосет от страха под ложечкой? Это всего-навсего большое скопище некоторых из наиболее важных и богатых людей Англии. Это всего лишь суд мнений по вопросам внешности, моды и поведения со смертельным приговором для тех, кого найдут виновным в нарушении.