Я нисколько не симпатизирую Николаю II как правителю. Ясно, что в перспективе его следовало отстранить от власти и провести глубокие политические реформы. Но именно в перспективе, никак не раньше чем после окончания войны. Любая радикальная реформа, а тем более революция всегда как минимум влечет временное ослабление государства. А если оно в это время воюет — ослабляет существенно и, конечно, резко увеличивает вероятность поражения. Поэтому единственным правильным выходом в 1915–1916 годах была жесткая зачистка оппозиции (тем более что она постоянно давала поводы, открыто занимаясь подрывной деятельностью), выдвижение на ключевые посты решительных людей, не боящихся испачкать руки, введение режима чрезвычайного управления хотя бы в отдельно взятых Петрограде и Москве и консервация царистского режима и власти Николая II. Возможно, что подобные меры сами по себе бы спровоцировали революционные выступления. Но даже в начале 1917 года у режима было более чем достаточно силовых ресурсов для подавления бунтов. Малое кровопускание упредило бы большую кровь…

Вместо этого Николай II дождался, пока антигосударственная агитация сольется со слухами об угрозе продовольственного кризиса в Петрограде и создастся революционная ситуация. 23 февраля начались митинги и стачки, быстро переросшие в самый настоящий бунт, к которому постепенно присоединились находившиеся в столице войска. В целом он носил стихийный характер, но оппозиция сумела его частично оседлать. Царь поначалу пытался что-то делать, даже выслал войска для подавления бунта, но быстро опустил руки. Последовала цепочка предательств среди высшего генералитета, спровоцированная в том числе пассивностью царя. В конечном счете группа либеральных деятелей и примкнувших к ним генералов без особых усилий добилась от него даже большего, чем планировала. Они собирались продавить только учреждение «ответственного правительства» и передачу власти цесаревичу Алексею с назначением регентом великого князя Михаила. Однако Николай не только согласился на создание правительства, ответственного перед «представителями народа», назначил премьером кадета Львова и подписал собственное отречение, но и отрекся за своего наследника Алексея в пользу Михаила. Лидеры левых (трудовиков, меньшевиков), непосредственно в переговорах не участвовавшие, выступали против сохранения монархии в любом виде, но тогда их позиции еще были недостаточно сильны. Тем не менее Михаил 3 марта, поддавшись их давлению, даже не отрекся, а отказался от власти, указав, что будущее устройство власти в России должно определить Учредительное собрание.

Историки любят подчеркивать, что в те дни как-то защищать царизм пыталось буквально считанное число людей. Церковь(!), великие князья(!!!), аристократия, чиновничество, военные и прочие откровенно «сдали» своего государя. Однако в этом нет ничего удивительного, ведь в предыдущие годы Николай II сделал буквально все, чтобы дискредитировать себя и деморализовать монархистов. К тому же многие исходили из того, что дело ограничится отречением Николая. А когда Михаил своим решением полностью вверил судьбу страны в руки «учредилки», было уже поздно.

Безвольного царя и его бестолковых министров сменила камарилья революционных вождей, первым делом полностью отстранившая от власти. Госдуму. Царь успел приостановить ее деятельность своим указом от 26 февраля, а новая власть предпочла этот указ исполнить. 2 марта в результате договоренностей Временного комитета Госдумы и Исполнительного комитета Петроградского совета было создано Временное правительство (его и возглавил Львов), фактически не ответственное ни перед кем и не регламентированное никакими нормами. Все эти «органы власти» по сути являлись сборищами самозванцев и узурпаторов, утверждавших, что их «избрала революция».

В этой связи утверждения о том, что в феврале 1917 года Россия стала демократическим государством, вызывают по меньшей мере смех. Революционная власть практически никогда не бывает легитимной, на то она и революционная. Легитимная власть отнюдь не всегда демократическая (не всегда опирается на народное волеизъявление). Однако «нелегитимная демократическая власть» — это нонсенс.

В ответ на это поклонники «февральской демократии» могут сослаться на запланированные выборы в Учредительное собрание (в преддверии которых, кстати, Временным правительством было принято решение о роспуске Госдумы) и разработку и принятие конституции. Правильно, надо говорить им, какая-то демократия теоретически могла получиться по итогам этих процессов. Только по итогам этих процессов. А до этого — извините. Самозванцы и узурпаторы, как и было сказано.

Истории известно немало примеров, когда революционеры или военные лидеры оказывались успешными строителями и переустроителями государств, в том числе демократических. Это, увы, другой случай. Даже в способность «февралистов» установить какую-то работоспособную демократическую систему поверить невозможно. Потому что они, разжигая в 1915–1916 годах революционный пожар, вовсе не рассчитывали на столь скорую и столь крупную победу и не готовились брать огромную историческую ответственность. Уселись править и управлять, не имея сколь-либо проработанных планов и программ реформирования России, в том числе политического реформирования. И в принципе не обнаружили никаких способностей к созидательной деятельности. Их хватило только на то, чтобы практически полностью уничтожить старый властный аппарат, развалить фронт и тыл и ввергнуть Петроград, а за ним всю страну в пучину революционного хаоса, беззаконных буйств отвязавшейся черни и уголовного беспредела.

Уже через несколько месяцев после падения монархии по итогам череды кризисов и волнений в Петрограде ключевые фигуры либеральной кадетско-октябристской группировки (Львов, Милюков, Гучков) были выдавлены из Временного правительства, контроль над ним перешел к эсерам и меньшевикам, верховодившим в Советах. Начала оформляться опереточная диктатура нового премьера эсера Керенского, наплевавшего и на волю Михаила, и на будущее Учредительное собрание и 1 сентября провозгласившего Россию республикой. И он, и либералы носились с идеями настоящей военной диктатуры, заигрывали с генералами. Появился претендент в «русские Бонапарты» — Корнилов.

А потом пришли большевики, у которых было для начала все в порядке с политической волей. И мало не показалось никому. Но это уже тема для отдельного разговора.

Николай II принял вместе со всей своей семьей мученическую смерть (в этом косвенно повинны «февралисты», арестовавшие бывшего царя и его семью, хотя никакой политической необходимости в этом не было) и этим искупил свою историческую вину за Февраль. Печально, что многие революционеры, в частности такие подонки, как Милюков и Керенский, благополучно удрали из страны и не понесли никакого наказания.

Что же касается перспектив повторения Февраля.

Во-первых, в некотором смысле (но только в некотором) он уже повторялся — в 1990–1991 годах, когда рушился и разрушился созданный большевиками СССР. Конечно, Горбачев, а затем группа его бывших соратников (ГКЧП) проявляли больше воли к сохранению своей власти и государства, чем Николай II. Да и Ельцин никого из «февралистов» нисколько не напоминал. Зато его тогдашние временные союзники, объединенные в коалицию «Демократическая Россия» (впоследствии разбежавшиеся в «Яблоко», «Демократический выбор России» и т. д.), — в массе прямые продолжатели и идейные потомки леволиберальных клоунов 1917 года. И они этим родством гордились и гордятся. Явлинский прямо назвал себя «наследником Февраля». Правда тот сброд, занимаясь антироссийской деятельностью, активно использовал патриотическую риторику. А некоторые, разнося государство по кусочкам, вполне искренне считали, что для Родины стараются. Многие же представители «демократической» тусовки 1990-х, напротив, прославились демонстративной смердяковщиной и «патриотизмом заграницы». В 1991–1993 годах «демократы» плотно облепили власть, обсели медиа, забились во все более-менее статусные и доходные местечки. В тогдашнем повсеместном бардаке явно чувствовался гнилой запах Февраля. Их основательно «зачистили» в последние годы, но все же не до конца.