самоотверженность и служение другим, а частная – там, где других можно гнуть в дугу, заботясь только о личном интересе.

Мораль не позволяет разумно осмыслить этот парадокс. Нравственно оправдать собственную выгоду невозможно. Но и выгода, и жертва – одинаково естественны, разумны и даже моральны! В результате мы имеем неизлечимый невроз свободного человека. Который усугубляется еще одной причиной. Само функционирование двух сфер общества противоречиво. Торг с чужими и дар своим выглядит легко когда всех можно разделить на тех или других. Но сотрудничество приводит к завязыванию личных связей, а разрастание личной сферы приводит к отчуждению. Сотрудники становятся друзьями, а близкие превращаются во врагов. Да и сам обмен многообразен. Одни и те же люди в одном случае кооператоры, а в другом – конкуренты.

И это еще не все. Свобода полна парадоксов. Она предоставила нам выбор – мы можем выбрать выгоду, организовать экономику и построить общество, или мы можем выбрать жертву, создать коммуну и воспитать поколение цветов и радуги. Но что будет, если мы ничего не выберем? Свобода допускает и такую возможность. Не всякому человеку по силам выбор. Не все мыслят одинаково хорошо рационально и иррационально. Я уж не говорю о том, что некоторые вообще никак не хотят мыслить. И независимо от того мыслят они или нет, люди действуют. В результате их действий граница между альтернативами выбора, между мотивами поведения и в конце концов между выгодой и жертвой оказывается размыта. Кто-то начинает использовать близких в корыстных целях, предавая и продавая друзей и родных, а кто-то – любить всех как самого себя, попутно забирая личную собственность в общее пользование. Кто-то требует чтобы рынок стал высоконравственным и озаботился благотворительностью, а кто-то – чтобы отношения в семье встали на прочную взаимовыгодную основу. Кто-то мечтает, чтобы государство пекло хлеб и шило брюки, а кто-то – чтобы каждый стал святым. И все эти случаи, увы, абсолютно естественны.

Впору спросить – так свободен ли свободный человек? Освободившись от детерминизма выживания и сделав пару мелких выборов, он оказался под спудом новой несвободы. С одной стороны он должен преследовать собственную выгоду, а с другой – жертвовать на чье-то благо. И отказаться ни от одного, ни от другого он не в состоянии. Все, что ему остается – выбирать между ними. Но чем яснее наша голова, братья мои, тем легче наш выбор.

3 Государственная "мораль"

Моральный конфуз оказался очень кстати власти, превратившей собственное насилие в универсальную социальную систему, проникшей в каждую пору общества, разбухшей до безумных масштабов нынешнего тоталитарного государства (и даже глобального "надгосударства"), где ей удалось обьединить – и почти уничтожить! – обе сферы под своим полным, давящим все живое, контролем. Тут-то и выяснилось, что простирая свои лапы она оказывается не давит, а гладит! И уж конечно ради "общей" пользы, что находит чуткий отклик в сердцах придавленных, воспринимающих любимую власть как решение всех их проблем, как олицетворение наконец найденного единого нравственного пути, примиряющего выгоду и жертву. Власть, вредная и неистребимая как сырость, аморальная до мозга костей, стала необходима ради добра! Но где же власть взяла добро дабы оправдать свое всепроникающее насилие? Разумеется у него на родине – в личной сфере, которая в государстве охватывает абсолютно всех! Мы все стали детьми государства и каждый теперь равно достоин жертвы, даже тот, кто творит исключительно зло.

Как так вышло?

Трюк был провернут рациональной частью разума в попытке угодить иррациональной. Это привело ее к эффектному, хоть и смешному постулату – "все люди равны". Братья мои, не стоит удивляться тому, что в общество попало понятие из мира математики. Чтобы понять этот ход мысли, обратимся к социальному варианту справедливости. Сама по себе справедливость тоже пришла в общество из внешнего мира, только мира физики. Несправедливость есть мера безответного насилия, а если шире – мера недобровольного в человеческих взаимодействиях. Человек не может избежать насилия, даже если оно запрещено и благополучно сгинуло во тьме истории. В конце концов, люди всегда могут случайно столкнуться лбами. И как две частицы сталкиваясь, понимают какая из них тяжелее, так и люди, столкнувшись, понимают – они "равны". Причина кроется в законах физики, требующих адекватного ответа. И люди отвечают – добром на добро, а злом на зло. Правда с поправкой. Поправка в том, что важна не масса имеющихся у сторон возможностей, а только сила воздействия. Оценивая эту силу на глазок и прикладывая ее к моральной шкале, люди приходят к справедливости. Истинная справедливость порождается адекватно отмеренным насилием в ответ на такое же насилие. А что в случае главного ее источника, власти, где адекватно ответить очевидно невозможно? Пока жива власть, человек вынужден отдавать ей что-то свое. Взамен власть одаривает человека, отбирая у других. Социальная справедливость, справедливость власти наступает тогда, когда ее безответное насилие пропорционально, равномерно и сообразно – т.е. когда подданные так или иначе сравнены и уравнены.

"Физическое" равенство, равенство в свободе – следствие обессмысливания насилия и условие перехода к договору, справедливость власти – любое иное равенство, кроме того какое надо. Но проникаясь моральным долгом, разум успешно перенес равенство из мира свободы в мир насилия, превратив его, таким образом, из физического в геометрическое. И понять его можно! Справиться с частной собственностью, отделив честно заработанное от насильственно изьятого, непросто. Избавиться от насилия – еще сложней. Власть и добро смотрятся вместе так органично! Обнаруженное математическое совершенство помогает власти руководить публичной сферой, добиваясь иллюзорной экономичности, эффективности, оптимальности. Но все это возможно только с точки зрения личной цели и личной пользы, согласованной со всеми строго добровольно! И попирая аморальную индивидуальную выгоду, озабоченная власть порывается заменить ее социально справедливой выгодой "всех", полученной просто и красиво – операцией "+". Жаль только, справедливость общего счастья проталкивает в публичную сферу и свою основу – принуждение к жертве ради названого счастья, постыдно оправданное выводом должного из сущего, желательного из имеющегося и хорошего из плохого, ловко сварганенным придворной философией в ее моральном, политическом и социальном изводах.

Я надеюсь вы согласитесь друзья, что государственное добро, в виде уравнительной справедливости максимального "общего" благосостояния, "общего" развития и "общей" эффективности, и теоретически аморально, и практически бесперспективно, как всякое суммирование людей. В экономической войне государств, "общее" может и имеет смысл, но рядовым бойцам от государственных побед проку мало. И если уж говорить об уравниловке – как же быть со свободой, генерирующей неравенство с эффективностью, которой