умирает, как содержать, пока он болен. Им же, в конце концов, и решать как быть с преступниками, самим выбирая меру – между максимальным наказанием и полным прощением. Дело общества – лишь предоставить им такую возможность и, на всякий случай, проконтролировать результат. Откуда вообще у чужих моральное право наказывать? Зато виновные в свою очередь обязаны отвечать перед пострадавшими, а не перед безликим бюрократическим аппаратом. Мораль покоится не на страхе абстрактного наказания, а на чувстве ответственности перед людьми, конкретными людьми. Общество, в конце концов, это люди, а не машина. И жизнь человека принадлежит не обществу – она принадлежит его родным. Это и их право, и их обязанность друг перед другом.

Пока же безликое государство превращает таких же безликих подданных в одну большую семью, делая вид что все равны и любимы, но под этой фальшью неизменно скрывается деление на аристократию и плебс, на элиту и стадо, на избранных и отверженных. Забота государства о жизнях подданных распределяется пропорционально их общественной ценности, иначе и быть не может. Только ценность эта уж очень необьективна, как и сама государственная "мораль".

5 Или стоимость?

Вы еще больше сконфузились, братья мои? Понимаю. "Перед законом все равны". Но должен ли сам закон быть одинаков ко всем и каждому? Не поможет ли сконфуженной Фемиде удаление повязки? Давайте поразмышляем. Право на жизнь означает как минимум обязанность защищать и охранять. Но с какой стати в свободном обществе кто-то должен кого-то охранять? Публичная сфера – это посторонние люди. Если какое-то дело кому-то полезно, значит кому-то другому оно должно быть выгодно. Именно так и работает общая польза – это баланс потребностей и возможностей. Это совместное преодоление детерминизма. Если совершается насилие – кто-то страдает. Значит он нуждается в услуге общества – полиции, следователей, суда – за которую платит. А потом получает с виновного компенсацию. И наказывает его. Общество – лишь клубок интересов и надежд на нужный результат. А сейчас? Ну кого волнует результат? Государство? Ему плевать. В государстве человек – строчка статистики. Винтики системы? У них свои заботы – отчетность, перевыборы, сокращение штатов. Не говоря о старой доброй коррупции – отличном примере истинной государственной морали, естественным образом вытекающей из ситуации, когда общая польза складывается из неравных потребностей умноженных на неравные возможности.

Но как же общественная безопасность, спросите вы? Как нам защищаться от лесных жителей? Не думаю, что нашим скромным мозгам следует предугадывать коллективные решения будущего договора. Но точно знаю – в свободном обществе все делается добровольно. Предполагаю, что если не насиловать всех и каждого, уравнивая в правах, то есть шанс, что разумные люди смогут без посторонней помощи выяснить кто и как в ней нуждается, индивидуально. Нет, не убивая друг друга. А, например, самим оплачивая ее. Ведь люди имеют ценность только для родных, в обществе люди имеют стоимость. Вы уже возмущаетесь? Я тоже. В наше дикое время ценность человека, полученная экономически, т.е. стоимость, не сильно отличается от издевательства. Вся она – нужные связи, доступ к капиталу, богатые родители, в лучшем случае удача. Любой разумный человек возмутится, если ему предложить оценивать ценность человеческой жизни по количеству насильственно изьятых у окружающих денег. Но мы, братья мои, размышляем о принципах, верно? О принципах свободного, справедливого общества, где статус человека эквивалентен его пользе для всех? Так вот, позволяя нам самим платить за себя, такое общество как раз и гарантирует каждому право жить – настолько, насколько каждый этого желает и более того – заслуживает. И тогда вдруг выяснится, что добропорядочный труженик может расходовать на свою безопасность куда меньше отпетого мошенника, а скромный вежливый верзила – мелкого трамвайного хама. Все склонные к жизни по лесным законам будут полностью отрабатывать свои провинности, а не получать вместо этого из казны материальное обеспечение "равного" права отравлять другим жизнь, да еще оплаченное пострадавшими.

Как видите, деньги даже тут могли бы сказать свое полезное слово. И конечно, наиболее весомо оно звучало бы, если оставить мораль сконфуженным моралистам и их заботливому, но бессовестному государству. Стремясь к выгоде, люди создают и продают все, что могут, включая риск собственной жизни. Нельзя продать только свое имя, потому что оно и есть субьект права – то единственное, что действительно важно в нас публичной сфере, помимо наших денег. И накапливая стоимость, они растут вширь и ввысь, ценнея соответственно принесенной пользе. Для рынка люди – это инструменты. А сам рынок – инструмент по выяснению обьективной полезности каждого. И кстати, отсюда вытекает, что "новые" жизни для рынка равноценны, а потому еще одно дикое право – "наследования" – очевидно разрушает процедуру рынка и сращивает сферы, превращая естественный их симбиоз в неестественное сиамство. Но не значит ли это, что мы подходим к рынку с позиций морали? Нет. Это всего лишь принцип свободы. В личной сфере жизнь оценивается иначе – субьективно. Только равнодушный рынок позволяет сначала уравнять жизни, а затем взвесить.

Ни государству, ни его морали это не под силу. Уравнивая всех в праве жить государство для начала ставит под удар самых слабых – оно при всем желании не может обеспечить безопасность наиболее нуждающимся в ней. Но при этом лишает сильных их преимущества и тем вносит новую несправедливость. Ведь сила тоже чего-то стоит, не в смысле способности к насилию, а как отсутствие необходимости в защите или, например, как услуга по защите, которая теперь обесценивается за ненадобностью. И физическая сила, и хитрость, и напористость – все это иные виды способностей, которые государству придется последовательно обесценивать, расширяя охват насильственного равенства и усугубляя свою ответственность. Уравнять всех во всем невозможно, как бы этого не требовала опьяненная собой мораль или трезвая, но услужливая логика. Уравнивая в чем-то одном, государство дает незаслуженное преимущество в чем-то другом, что требует новых запретов. И начиная с невинной заботы о безопасности граждан, оно рано или поздно кончит пошивом брюк и выпечкой хлеба. Такова логика насильственной справедливости, ведущей к эгалитаризму, тоталитаризму и банкротству. Моральному государству не под силу даже право на собственную жизнь!

Так что ответ на наш вопрос вы, друзья, полагаю уже поняли. Жизнь, забота о ней, о ее начале и конце, принадлежит сфере личных отношений, все это существовало, существует и будет существовать вне расчетливого, равнодушного, толстокожего государства, из чего мы можем смело заключить, что естественна и жизнь, и право на нее. И хоть в природе нет