Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему нет? Закрыта-то моя кухня.
— Да, я знаю. Сожалею об этом.
— Так от чего он умер?
— Заключения о причинах смерти еще нет, но, судя по всему, умер он от прободения кишечника.
— И что это такое? — спросил я.
— В кишке появляется дыра, и содержимое кишечника поступает в брюшную полость. Возникает перитонит, от которого, если быстро не принять необходимых мер, наступает смерть.
— Так этот человек умер от перитонита?
— Я не знаю. Как я и сказала, заключение о смерти еще не готово. Но родственники говорят, что у него была болезнь Крона, то есть воспаление кишечника, и он несколько дней жаловался на боли в животе. Болезнь Крона может вести к непроходимости кишечника, а потом к прободению.
— Почему он не обратился к врачам раньше, до ночи с пятницы на субботу? — спросил я.
— Не знаю, но, похоже, он часто жаловался на боли в животе. И я сомневаюсь, чтобы он пошел на тот званый обед на ипподроме, если боли настолько усилились, что ему потребовалась врачебная помощь.
— Значит, к моей кухне претензий нет? — спросил я.
— Я этого сказать не могу. Случаи пищевого отравления налицо, пусть даже эта смерть не связана с ними.
— Но еда не готовилась на моей кухне, а продукты не находились здесь ни минуты.
— Да, я знаю.
— Тогда, пожалуйста, пришлите кого-нибудь, чтобы они сняли замки.
— Сначала на кухне должен побывать инспектор.
— Отлично. На этой кухне можно есть на полу, такая она чистая. Пришлите ваших инспекторов сегодня, чтобы я мог начать работу. Мне не хочется даже думать о том, какой ущерб для репутации ресторана нанесли расклеенные вокруг плакаты «ЗАКРЫТО НА ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЕ».
— Я постараюсь что-нибудь сделать.
— Хорошо. Иначе мне придется предъявлять претензии к врачу, который не может отличить пищевое отравление от перитонита.
— Я думаю, такие претензии уже предъявлены семьей покойного.
Я в этом не сомневался.
— После инспекции вопрос будет закрыт?
— Не совсем. С моей точки зрения, как представителя департамента охраны здоровья и окружающей среды Кембриджшира, у меня не будет возражений против открытия вашей кухни, если инспекция не выявит никаких нарушений. Но расследование о причинах массового отравления в пятницу, в результате которого люди попали в больницу, будет продолжаться.
— Но кухни, где я готовил в пятницу, и остатков еды нет. Как же вы будете проводить расследование? — спросил я. Решил не говорить ей, что только двое из моих сотрудников не пострадали после пятничного обеда, и только потому, что ели вегетарианскую пищу. Не то чтобы я хотел мешать расследованию. Просто предпочел бы, чтобы оно не начиналось.
— У поступивших в больницу взяли образцы рвотных масс и кала. Анализы покажут, чем вызвано отравление.
«До чего интересная работа, — подумал я, — копаться в блевотине и поносе. Хорошо хоть, что это делает кто-то другой, а не я».
— И когда я смогу ознакомиться с результатами анализов? — спросил я.
— Результаты пришлют мне, а не вам, — голосом директрисы ответствовала Анджела Милн.
— Но вы меня с ними ознакомите, не так ли?
— Возможно. — В голосе прозвучали веселые нотки. — Если они не станут основанием для обвинения. Тогда вас ознакомит с ними полиция, после того, как арестует.
— Ну, спасибо.
На том мы и расстались. Учитывая характер моего бизнеса, мне следовало дружить с Анджелой Милн, а не враждовать.
Карл отвез меня на ипподром, чтобы я смог забрать свой автомобиль. На стоянке для сотрудников мой «Гольф» не стоял в гордом одиночестве. Компанию ему составлял потрепанный, старый зеленый «Мини». Машина Луизы.
— Господи, — выдохнул Карл. — И что нам с этим делать?
— Я сообщу в полицию. Они разберутся.
— Дельная мысль. — Карла порадовало, что заниматься этим придется не ему.
Какое-то время мы посидели, глядя на маленький «Мини». По какой-то причине этот автомобиль напомнил мне о катастрофе пригородной электрички в западной части Лондона, когда обугленные останки некоторых жертв удалось определить по номерным знакам автомобилей на стоянке у станции «Ридинг», которые остались там в конце дня.
Я вышел из машины.
— После обеда я вернусь в ресторан, чтобы поработать над новым меню. Увидимся утром.
— Я, может, тоже подъеду. Делать-то все равно нечего.
— Хорошо, значит, увидимся еще и сегодня. Но сначала мне нужно вернуться домой.
— Как скажешь. — Я захлопнул дверцу, и он уехал.
Я постоял, глядя поверх зеленой изгороди на главную трибуну. Все было как всегда, за исключением полисмена и бело-синей ленты, натянутой вдоль заднего фасада трибуны с тем, чтобы к ней не подходили люди и не затаптывали место преступления. Я подозревал, что внутри ведется куда более активная работа: эксперты-криминалисты наверняка продолжали поиск фрагментов бомбы.
Дохромав до полицейского, я показал ему на зеленый автомобильчик на стоянке и сказал, что принадлежит он одной из жертв, Луизе Уитворт.
— Благодарю вас, сэр, — ответил коп и пообещал, что сообщит об этом кому следует, чтобы автомобиль вернули семье. Хотя я подозревал, что у них и без этого хватало забот.
Подумал, не спросить ли, есть какие-то новости или нет, но полицейский, скорее всего, ничего не знал, а если бы и знал, то не сказал бы. Я попрощался с ним, вернулся к моему автомобилю и уехал. На автостоянке остался только маленький зеленый «Мини».
Вернувшись домой, я проглотил пару таблеток обезболивающего, чтобы заглушить тупую боль в колене. Слишком долго ходил и стоял, вот оно и запротестовало. Какое-то время полежал на диване, дожидаясь, когда подействуют таблетки, потом поехал на автозаправочную станцию, чтобы залить в бак бензин и купить местную газету. Улицы практически пустовали, и Барбара, кассирша средних лет, прогнав мою кредитную карточку через считывающее устройство, заверила меня, что весь город в шоке. Сказала, что заходила в городской супермаркет и никогда не видела его таким пустым. А люди, которые там были, разговаривали шепотом, словно боялись потревожить мертвых громкими голосами.
В автомобиле я сел и прочитал в «Кембридж ивнинг ньюс» статью о взрыве. Первую полосу занимала фотография синего полотнища, закрывающего две ложи, и заголовок: «УБИЙСТВО НА СКАЧКАХ». И хотя главный констебль назвал фамилии только четырнадцати из восемнадцати погибших, газета перечислила всех, а также имена тех, кто получил серьезные ранения. Вероятно, у газеты были хорошие связи с местными больницами и полицией.
Я просмотрел список. Погибли восемь американцев «Делафилд индастрис», включая Мэри-Лу Фордэм. Помимо Элизабет Дженнингс и Луизы, смерть унесла жизни еще четырех местных жителей, двое из которых постоянно бывали в «Торбе». Из оставшихся троих я знал: тренера скаковых лошадей и его жену, которые жили в Лэмбурне, и удачливого ирландского бизнесмена, вкладывающего немалую часть своих прибылей в чистопородных скакунов. Среди получивших серьезные ранения значились и Ролф Шуман, президент «Делафилд индастрис», и полдюжины людей, которых я знал по миру скачек. Помимо фамилий, газета поместила фотографии нескольких убитых и раненых, которые имели непосредственное отношение к ипподрому и скачкам.