драматизма сцены, однако не смог приблизиться к глубокой расщелине, где Кэти лежала в шоке, с сильным кровотечением. Спустя ночь и день двум отчаянным альпинистам удалось, подобраться к женщине, что едва не стоило жизни им самим; наверх ее поднимали на ремнях. Кэтрин доставили в специализированный военный госпиталь, и хирурги принялись соединять ее переломанные кости. Женщина вышла из комы через два месяца, спросила про свою дочь и сказала, что счастлива остаться в живых. В тот же день далай-лама прислал ей из Индии белый шарф хата со своим благословением. После четырнадцати жестоких операций и нескольких лет восстановления Кэти была вынуждена признать, что больше не сможет ходить. «Моя первая жизнь закончилась, теперь начинается вторая. Может статься, ты увидишь меня подавленной или обессилевшей, но не обращай внимания: это пройдет», — сказала она дочери. Дзен-буддизм и многолетняя привычка к медитации в этих обстоятельствах явились для Кэти большим подспорьем, потому что она приняла свою неподвижность, которая свела бы с ума любого другого энергичного и спортивного человека, а еще она сумела справиться с потерей спутника жизни, который оказался не таким стойким перед лицом трагедии и бросил жену. К тому же Кэти открыла, что и теперь может заниматься медициной — в качестве хирурга-консультанта, находясь в кабинете с телекамерами, транслирующими кадры из операционной; но ей-то хотелось работать с пациентами вживую, как она делала всю жизнь. Когда Кэтрин принимала решение переехать во второй уровень Ларк-Хаус, она пообщалась с людьми, которым предстояло сделаться ее новой семьей, и поняла, что здесь у нее найдется поле для работы. В первую неделю после поступления у нее уже появились планы по обустройству бесплатной клиники для пациентов с хроническими заболеваниями и консультаций для лечения более легких недугов. В Ларк-Хаус были приходящие доктора; Кэтрин Хоуп убедила их, что думает не о конкуренции, а о взаимодополнении. Ганс Фогт предоставил комнату для клиники и предложил совету директоров выплачивать Кэтрин жалованье, однако пациентка предпочла, чтобы деньги вычитали из ее месячной платы за проживание, и такой договор устроил обе стороны. Вскоре Кэти, как ее все здесь называли, превратилась в мать, которая привечает вновь прибывших, внимает признаниям, утешает скорбящих, провожает умирающих и распределяет марихуану. Рецепты на ее употребление имелись у половины пациентов, и Кэти, ведавшая запасами травки в своей клинике, всегда была щедра с теми, у кого не было ни рецепта, ни денег для вожделенной покупки; нередко у ее дверей выстраивалась очередь желающих заполучить марихуану в разных обличьях, даже в виде сладких печенюшек и карамелек. Ганс Фогт не вмешивался — зачем лишать людей безвредного облегчения? — только требовал не курить в коридорах и общих помещениях, поскольку если курение табака находилось под запретом, то было бы несправедливо не поступить так же и с марихуаной; но дымок все равно просачивался через решетки вентиляции и кондиционеры, и порой домашние питомцы бродили по пансиону как-то расхлябанно.

В Ларк-Хаус Ирина впервые за четырнадцать лет чувствовала себя уверенно. С самого переезда в Штаты она ни в одном месте так надолго не задерживалась; девушка знала, что спокойная жизнь долго не продлится, и наслаждалась передышкой. Это не была идиллия, однако в сравнении с прошлыми проблемами нынешними можно было пренебречь. Пришло время удалять зубы мудрости, а ее страховка не покрывала услуги дантиста. Ирина знала, что Сет Беласко в нее влюблен, и все сложнее становилось удерживать его в рамках приличия, не теряя его драгоценной дружбы. Ганс Фогт, всегда любезный и спокойный, в последние месяцы сделался таким вспыльчивым, что некоторые постояльцы уже втайне обсуждали, как бы от него избавиться и при этом не обидеть; Кэтрин Хоуп полагала, что нужно дать директору время, и с ее мнением пока считались. Фогт дважды обращался к врачам по поводу геморроя — оба раза с неутешительными результатами, что сильно испортило ему характер. А самой насущной заботой Ирины было нашествие мышей на дом в Беркли, где она жила. Девушка слышала, как они скребутся между ветхих стен и под паркетом. Другие жильцы под предводительством Тима решили расставлять мышеловки, потому что травить зверьков им казалось негуманно. Ирина возражала, что мышеловки тоже жестоки, при том отягчающем обстоятельстве, что кому-то придется вытаскивать трупики, но ее не послушали. Маленький мышонок выжил в ловушке, его обнаружил Тим и, сжалившись, отнес Ирине. Этот парень был из тех, кто питается зеленью и орехами, потому что не хочет причинять вред животным и считает злодейством употребление их мяса в пищу. Ирине пришлось забинтовать мышонку лапку, посадить в ящик с ватой и заботиться, пока он не оправился от испуга, не смог ходить и не вернулся к своим.

В Ларк-Хаус были обязанности, которые Ирину раздражали: бюрократическое общение со страховыми компаниями, войны с родственниками постояльцев, предъявляющими претензии из-за ерунды, чтобы облегчить собственные угрызения совести, и обязательные компьютерные курсы — как только девушка чему-то обучалась, происходил очередной технологический скачок и она снова оставалась позади. На своих подопечных она пожаловаться не могла. Как и обещала Кэти в первый день, скучать Ирине не приходилось. «Между стариком и пожилым есть разница, — объясняла Кэти. — И дело тут не в возрасте, а в физическом и душевном здоровье. Старики способны жить независимо, а вот пожилым необходимы помощь и надзор до тех пор, пока они не станут как дети». Ирина училась многому и у стариков, и у пожилых — почти все «пожилые» были люди сентиментальные, забавные, не боящиеся показаться смешными; девушка смеялась вместе с ними, а порой и плакала по ним. Почти все они прожили или придумали себе интересную жизнь. Если они казались потерянными — то это в основном оттого, что плохо слышали. Ирина всегда следила за тем, чтобы вовремя заменять батарейки в слуховых аппаратах. «Что самое плохое в старости?» — спрашивала она. Они отвечали, что не думают о возрасте: когда-то они были подростками, потом им исполнялось тридцать, пятьдесят, семьдесят и они относились к этим датам бездумно — так зачем же задумываться теперь? Возможности некоторых были сильно ограниченны, им сложно было ходить и двигаться, но они никуда и не собирались. Другие были рассеянны, беспамятны и все путали, но это куда больше беспокоило сиделок и родственников, нежели их самих. Кэтрин Хоуп добивалась, чтобы клиенты второго и третьего уровня жили активно, и в обязанности Ирины входило их заинтересовывать, развлекать и объединять. «В любом возрасте важно иметь жизненную цель. Это лучшее лекарство от многих печалей», — утверждала Кэти. В ее случае цель всегда заключалась в помощи другим,