— Всего пять чертовых кварталов, Франшиза. Она дойдет.

И он ушел. Выбежал из раздевалки в ночь, навстречу самому важному, что было в его восемнадцатилетней жизни.

Мэри шла по дороге от школы, когда Адам выехал с парковки вместе с Челси. Он проехал мимо сестры — голова опущена, на спине рюкзак, — бредущей через холодную тьму к машине, которая ее не ждала, и подумал, что разберется с этим утром. Она будет злиться, но ему всегда удавалось быстро обратить гнев младшей сестренки в шутку; он всегда мог вызвать на ее лице улыбку, даже когда она этого не хотела. С отцом будет труднее, но придется пережить и это, а теперь нет ничего важнее того факта, что у него забирают Челси.

Нужно расставлять приоритеты.

Он отвез Челси на пирс. Накинул ей на плечи свою куртку и крепко обнял, слушая ее рассказ о том, что отца отпускают в ноябре, и это значит, что она уедет. Они возвращаются в Кливленд и остаются там. Город был всего в часе езды от Чамберса, но в ту ночь им казалось, что их разделит полмира. Они молча стояли на краю пирса, и вода плескалась у пилонов, а потом Челси подняла голову, посмотрела ему в глаза и сказала:

— Мы можем куда-нибудь поехать?

В багажнике его «Форда Таурус» нашлись два одеяла. Неподалеку от пирса был парк — наверху, над обрывом, откуда открывался вид на озеро. Популярное место для барбекю, но в тот холодный осенний вечер с пронизывающим ветром из Канады там было пусто. Холод им не мешал. Два восемнадцатилетних подростка, впервые вместе… Нет, холод не проблема. Они не заметили бы даже снега. В какой-то момент, когда они лежали на боку, Челси спиной к нему, а он ласкал ее грудь, бок, бедро, ему казалось, что эта ночь навсегда останется с ними и они будут вспоминать о ней, когда состарятся, потому что первый раз с любимым человеком не может забыться. Ничего подобного не существовало на этой земле. Он всегда будет помнить эту ночь. Он был в этом уверен.

Домой Адам вернулся к одиннадцати.

На подъездной дорожке стояла первая из нескольких полицейских машин.

Двадцать два года спустя, когда он под моросящим дождем ехал к дому ее мужа, Адам вспоминал вопросы, которые задавали полицейские, глаза отца и то, как мать вышла из комнаты.

Где вы были в течение четырех последних часов?

На пирсе и в парке.

Чем занимались?

Разговаривал, гулял.

Вы просто забыли отвезти сестру, да?

Нет, брат мне напомнил. Но это было срочно.

Мэри не появилась ни в три, ни в шесть, а потом исчезла слабая надежда, что она пошла к подруге и осталась там ночевать, или сломала ногу, или, черт возьми, сбежала с парнем, чтобы заняться тем, чем занимался Адам. Вопросы становились все жестче, а правда — все более неприятной.

Да, я должен был отвезти ее домой.

Нет, я этого не сделал.

Я сел в машину с Челси Салинас и уехал. Мы были на пирсе, потом в парке. Занимались сексом на одеяле.

Нет, я не позвонил родителям. Позволил Мэри возвращаться домой одной.

Да, я проехал мимо нее, когда выезжал с парковки.

Нет, я не остановился, чтобы поговорить с ней.

Нет, я не видел ее на улице, когда возвращался домой.

Но он в это не верил. Ему казалось, что она по-прежнему здесь; что в одну из холодных ветреных ночей, когда серп луны всходит над иссиня-черными облаками над озером, он увидит, как Мэри идет к парковке в поисках машины, на которой он уезжает от нее. Ему казалось, что если он правильно соединит все эти элементы, то увидит, как она идет сквозь тьму к прожекторам футбольного поля, с рюкзаком на спине; а потом повернется, чтобы посмотреть на притормозившую машину, неуверенно улыбнется, прежде чем вспомнит, что брекеты уже сняли, и тогда ее улыбка станет широкой и лучистой. Проскользнет на пассажирское сиденье и назовет его придурком, и он отвезет ее домой. В ее спальню, записка на двери которой запрещала входить без разрешения. Ведь это все еще может произойти, должно произойти… А если нет? Тогда пусть этот мир идет к черту.

Адам сидел, уткнувшись лбом в рулевое колесо и крепко зажмурив сухие глаза, когда Челси открыла дверь со стороны водителя и прижала прохладную ладонь к его шее. Он медленно выдохнул, стараясь унять дрожь, но не поднял голову и не открыл глаза.

— Всего пять кварталов.

Она молча погладила его шею.

— Полмили.

Ее пальцы нащупали напряженные мышцы и принялись разминать их.

— Рейчел Бонд было семнадцать, — сказал он. — Знал ли я? Нет. Должен был увидеть? Да. Ты бы увидела. Если б ты была там, если б там был кто-то, кроме меня…

Ее пальцы остановились, но давление на напряженную мышцу не ослабло — так врач пытается выдавить зараженную кровь. Что-то вышло из него, но не то, что нужно, или не до конца.

— Семнадцать, — повторил он.

— Пойдем в дом, — сказала она и убрала руку с его шеи.

Адам выключил двигатель, выбрался из машины, поднялся по ступенькам вслед за Челси, вошел в дом и увидел змей.

Желание позвонить в полицию застало Кента врасплох, и с ним было невозможно бороться. Каждые десять минут мысли возвращались к одному и тому же: «Может, теперь они узнали что-то еще. Может, Солтер тебе расскажет. Может, ты ответишь на какой-то вопрос, который они упустили. Может, ты попросишь их подтвердить, что Гидеон Пирс не имеет к этому отношения».

Именно последний вопрос, самый нелепый, звучал настойчивее всех, столь же абсурдный, как и безжалостный. Человек, убивший его сестру осенью 1989 года, умер в тюрьме много лет спустя, отбывая срок за это преступление, — и поделом. Разум каждый раз напоминал об этом Кенту, но сердце часто проявляет презрение к рациональности, и его сердце снова и снова задавало этот вопрос.

Две убитые девушки, с разницей в двадцать два года. Сколько людей в округе стали жертвами убийц с 1989 года? А в штате, в стране или в городе? Они не были связаны друг с другом. Но сердце Кента связало этих двух.

Он не стал звонить в полицию. Если понадобится им, они сами позвонят. До тех пор он будет лишь отвлекать их, мешать. Поэтому Кент обратился к футболу, лучшему, что он умел. Они пропустили тренировку перед матчем в серии плей-офф, и хотя это было правильно, за все придется платить. Обычно воскресенье было днем отдыха, когда приходили одни тренеры, и это означало, что подготовка к матчу начнется лишь в понедельник. Команда Кента уже на сорок восемь часов отставала от соперника. Сорок восемь из 144 часов, остававшихся до начала игры. Именно из-за таких вещей проигрываются футбольные матчи.

Обязанность восполнить эту потерю лежала на нем.

В начале тренерской карьеры Кент часами составлял схемы, вычислял проценты, чтобы продемонстрировать Уолтеру Уорду, что он понимает тактику соперников лучше, чем они сами.