И когда старший лейтенант нахлобучил на голову Валькову крышку от красного гроба с рюшками, Андрей присел на корточки, ещё раз пожал Африканычу руку.

– Бог даст, увидимся. И выпьешь ты за моё здравие…

* * *

– Ну, хорошо, я тебе на слово верю. Встреча, значит, обеспечена. – Готтхильф поднялся со стула. Девицу под благовидным предлогом Валера выставил вон, и они были в кабинете одни. – В гонорар корректив не вносили?

– Что вы! Если только в сторону увеличения. Это же идея века, Филипп Адольфович! Лишь бы подфартило. Я уж не знаю… Может, на дорожку выпьем, присев? – заискивающе спросил Валерий. – Есть отличный французский коньяк…

– Я за рулём, Валера. И вообще, отмечать полагается по окончании дела. А присесть – пожалуйста, и так сидим. Значит, кроме Блада, никого на хвосте нет? В СПБО вопросов не будет?

– Там всё спокойно, Филипп Адольфович, я ручаюсь.

– Да, кстати., хоть и неловко… Здесь сортир где?

– Я вас провожу! – вскочил Валера.

И тут же в дверь сунулся Ременюк, делая начальнику отчаянные знаки. Но тот не мог покинуть Готтхильфа до того момента, пока босс не изъявит желания сделать первым.

– Того ещё не хватало! Скажи, где, и я сам найду. И ещё – сразу после пересечения грузом границы, а это случится около восьми часов утра, сообщишь мне по этому телефону. Запоминай. – Филипп несколько секунд подержал бумажку перед глазами Валерия, потом сунул её в карман. – Это рабочий телефон, так что говорить надо коротко, общими фразами. Например, если всё пройдёт нормально, скажешь что-то вроде: «На заключение договора согласны, финансирование устраивает». А если, не дай Бог, плохой исход: «Насчёт денег надо посоветоваться, столько дать не можем». Ясно?

– Да, конечно, всё понятно… – начал Валерий, но в это время Ременюк, наплевав на субординацию, вихрем ворвался в кабинет. – Савка, ты чего?..

Тот не знал, можно ли говорить при Филиппе, и Кисляков вышел с ним в коридор. Через минуту сунул голову в кабинет, и Филипп увидел, что Валерий постарел лет на десять.

– Филипп Адольфович, провал!

– Ты чего кудахтаешь? Какой провал? Говори толком, ну! – Готтхильф за рукав втащил Кислякова обратно в кабинет.

– Озирский удрал, падла… Теперь всё! – Валерий, будучи уже не в силах сдерживаться, рухнул на стул и зарыдал, со свистом матерясь сквозь зубы.

– Удрал? Озирский? Да не гони – он же был связан и скован… Значит, ему помогли? Так, что ли?

Филипп изо всех сил пытался скрыть бешеную радость. Значит, его расчёт оказался верным, и Андрею помогли скрыться.

– Так… Да, наверное, так. – Кисляков стучал зубами, и глаза у него были такими же, как тогда у Каневского. Обвинять в случившемся Обера он не смел. Значит, козла отпущения сделают из него самого, а потому жить осталось недолго. – Можете хоть сейчас пристрелить меня на месте – я всех наколол… Я буду отвечать, но, клянусь мамой, действительно ничего не знал и не знаю. Озирский ведь так никого и не назвал, а сам догадаться не могу. Вроде, никто не похож на агента, но, получается, хоть один да остался. Не понимаю, как всё это вышло. Савка сказал, там наш рабочий без памяти валяется. Я в цех сейчас…

– Я с тобой. – Готтхильф едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Сбежал после «Калки»… Ну и силища! – Да не блажи, Валера, очнись! Мне ещё тебя кончать не хватало! У тебя свой хозяин на это есть. Пойдём, разберёмся, что случилось…

В цехе около валяющихся пустых гробов стояли на ребре те самые носилки. Проволока была в нескольких местах перекушена, и наручники кто-то открыл подходящим ключом. Готтхильф подумал, что агент явно имел отличную выучку, был профессионалом до мозга костей. К тому смелость его вызывала восхищение – ведь рискнул проникнуть сюда, не зная, куда и как надолго ушли Кисляков с компанией!

Тут же, покачиваясь, сидел мужичонка с мятой рожей, пил из поданного Колей стакана. Перегаром от него разило так, что Обера снова затошнило.

Босс не стал вмешиваться в эмоциональный, пересыпанный ругательствами разговор. Он, снова затягиваясь «Винстоном», думал, что же теперь делать. То, что Андрей спасся, прекрасно. Но допрашивал его тут именно Готтхильф, и если капитан направится сейчас прямиком к начальству, из огня не выскочишь.

Делать нечего – нужно как можно скорее найти Озирского, даже если придётся ехать к нему домой. Вдруг повезёт, и удастся его застать? Тогда Филипп попробует уладить дело. Интересно, неужели агент – этот забулдон с носом-баклажаном? Нет, резал проволоку и открывал наручники точно не он. Вон как руки трясутся! А у того-то явно рука твёрдая, как у самого Андрея. Скорее всего, зашёл старик и наткнулся на них, за что и получил по башке…

– Африканыч, что случилось-то, ну? – ласково и встревоженно, присев на корточки около пострадавшего рабочего, спрашивал Кисляков. Сине-чёрная клетчатая куртка натянулась на его широченной спине. И кучерявились на затылке бандита совсем детские, светлые, мягкие волосы. – Кто тебя шендарахнул-то, папаша? Помнишь что-нибудь, а? Шея-то цела?

– Да вить… – Африканыч рыгнул, вытирая ладонью рот. – И не понятно ничего, Валера. Ничего… Я ж гробы доставил. – Мужичонка потёр шею, морщась от боли. – Только, это, вторую партию сгрузил, тута мене на шею чтой-то как грохнет! И дух из меня вон…

– Что же грохнуло-то, а, отец?! – Валера смотрел на Африканыча с мольбой и страхом.

– Да, видать, гроб с покойником.

– Те, что с покойниками, на твоей тележке были. А эти – пустые. Совсем пустые, понял? Разве ж ты не знаешь? А дальше помнишь что-нибудь?

– Да ничего, Валер, как мешок на голову… Ладно, я выпимши был, а то бы кранты. В шеях что-то хрустнуло – к дохтуру надо. Упал я, и всё… Вона, и крышка с того гроба валяется, с красненького. Савка воскресил, а то бы я до сих пор без памяти лежал тут. Не столько и выпил – «маленькую» всего за день, стопками… – Африканыч по-хозяйски вытащил из кармана Беллавина пачку «Рейса», закурил.

– Ты чего-нибудь понимаешь? – повернулся Кисляков к Ременюку. – Что был сообщник, ясно. Но кто он, как сюда попал? Значит, у него есть ключ? Тогда уже легче…

– Да чего там! Один у другого взял ключи. Тот дал и сразу забыл. А если и не забыл, то тебе-то ни за что не признается. Сам Блад удрать не мог. Проволока, наручники – всё качественное. К тому же у него брюхо растоптано. Должен быть без сознания. Кто-то, значит, зашёл, освободил и увёл. Сам Блад вряд ли сейчас мог идти…

Валерий ударил кулаком о стену, и пожилая покойница даже подскочила в гробу. Она была очень маленькая, сухонькая, но в красивом парике и чёрном платье с воротником из брюссельских кружев. Беллавин, Африканыч и Мажоров курили, сидя на других гробах, и пока не интересовались вещами бабушки.

– Но как этот агент узнал, что мы ушли? Что ему времени хватит? Он же рисковал страшно. Здесь что, «жучок» стоит?..

– Так, ребята! – Филипп застегнул крючки на дублёнке и надел шапку. – Делайте всё, как говорились. И не тряситесь – я постараюсь с ним столковаться. Всё в топку – носилки, проволоку, наручники. Чтобы ничего здесь не осталось! Проверьте обувь, особенно Савва – нет ли крови на подошвах, или ещё где-нибудь. Чтобы в случае обыска не было никаких улик… И на вас, – Филипп наклонился к пострадавшему Африканычу, – никто не падал. Проводи меня, Валера, до машины. А вы работайте, ребята, нечего баклуши бить…