— Папа, папа, сделай мне бутерброд! — кинулась за ним дочь.

— Если будет скучно, я научу тебя играть на компьютере, — пообещал Сережа-младший.

— Я… Я в свою комнату, — пробормотала она. И заковыляла к дверям. Подумала: «Ну, с возвращением! И не обольщайся: это будет великая битва. За место под солнцем».

…До конца октября она осваивала первый этаж. Наступит день, сумеет подняться и на второй. А там и до третьего недалеко. Жанна мечтала добраться до рабочего кабинета Сабины, до последних записей великой певицы. Здесь скрывалась какая-то тайна. Но какая? Месяц пролетел незаметно. Жанна по-прежнему пользовалась костылями, а вечером, в своей комнате, пробовала обойтись без подпорок. Получалось, но объявлять об этом она не спешила.

Жизнь в огромном особняке текла своим чередом. Каждое утро Лара отвозила детей в школу, потом ехала по магазинам. Возвращалась к обеду, привозила Элю. Кормила девочку, переодевала и везла на занятия бальными танцами. За Сережей-младшим порою ездил отец, но последнее время четырнадцатилетний подросток требовал все больше самостоятельности и предпочитал добираться до коттеджного поселка на автобусе. К вечеру Лара вновь исчезала. Где она пропадает, не знал никто. Сабуров часами копался в гараже, на Жанну не обращал никакого внимания. Лара тоже притихла, занятая какими-то своими тайными делами.

Наступил период затишья, но все в доме чувствовали, что это затишье перед бурей.

Жанна все больше времени могла обходиться без костылей, но по-прежнему тщательно это скрывала. Она чувствовала, что ее сторонятся все, кроме Александры Антоновны. Но и та была слишком занята хозяйством, чтобы уделять Жанне много внимания. Олег Николаевич звонил, извинялся, что не может приехать, слишком уж загружен работой. Но на день рождения приедет обязательно. Лара демонстративно с ней не разговаривала, Сабуров ограничивался общими фразами. Что-то должно было случиться. Напряжение нарастало. А в начале декабря в жизни Жанны произошло событие настолько значительное, что о дальнейшей своей жизни она задумалась всерьез.

…Это случилось в начале зимы, накануне Жанниного двадцатилетия. Снег выпал еще в ноябре, потом растаял, и грянула небывалая оттепель. В середине декабря держалась плюсовая температура. Даже по ночам столбик термометра не опускался ниже нуля. Было очень скользко, и все дорожки на участке Александра Антоновна посыпала песком. Жанна часами гуляла, благо погода была хоть и ветреной, но теплой. Она уходила все дальше и дальше от дома, пробуя свои силы. В одну из таких прогулок она дошла до глухого забора и увидела человека, который стоял у самых ворот, рассматривая дом в щель между створками. Сабуров, с утра уехавший в город, забыл их запереть. Жанна замерла, заметив его. Да и мужчина ее заметил. И окликнул:

— Эй!

Она отчего-то заволновалась.

— Выйти можешь?

Выйти? А почему бы и нет? Если это вор, то убежал бы, заметив ее, если торговый агент, то, увидев открытые ворота, без колебаний прошел бы к дому. Те были бесцеремонны, но, нарвавшись на Лару, больше здесь не появлялись. Жанна доковыляла до ворот и приоткрыла тяжелую створку.

Они очутились лицом к лицу. Хотела спросить, кто он, но сердце вдруг ухнуло в воздушную яму, на мгновение перестав биться совсем. Вместе с пульсом исчез и голос. Это был Он! Парень со старой фотографии! Правда, уже не парень, зрелый мужчина. Двадцать лет прошло! Лицо его стало еще жестче, нос заострился, губы затвердели, над ними уже не юношеский пух — тоненькие темные усики, на висках проступила легкая седина. Она его сразу узнала! Сердцем, которое, вынырнув из глубокого омута, забилось с новой силой.

Глаза у него оказались серо-зеленые, и Жанна смотрела в них, не отрываясь. Он был высок ростом, широк в плечах. И веяло от него такой силой, что девушка поняла Сабину. Подкаблучник Сабуров был ей не интересен, та хотела войны. Любви, которую каждый раз надо было отвоевывать заново. В этом человеке не было ничего мирного. Да, он дал великой певице то, что она просила. Лишил ее покоя. Жанна не шевелилась.

— Ты кто? — спросил он.

Жанна открыла рот, ответить не смогла, по-прежнему не было голоса. Она вдруг сообразила: перед ним девушка на костылях — инвалид. Не жалости она хотела! Отнюдь. Рука инстинктивно расслабилась, правый костыль упал на землю. Он легко нагнулся, поднял костыль, сунул ей под мышку:

— Ты что, еще и немая?

— Нет, — с трудом выговорила она.

— Горло болит? Бывает. Тебе тяжело так стоять? Ноги болят?

Она вытерпела бы рядом с ним любую боль, даже если бы та была в сто, в миллион раз сильнее. Голос наконец вернулся к ней. Она улыбнулась и сказала:

— Мне не тяжело. Мне хорошо.

Он посмотрел на Жанну с откровенным удивлением. Девушка на костылях! Что тут может быть хорошего?

— Думаю, пора представиться. Мое имя Владислав Арнольдович.

— Арнольдович? — испугалась она. В ее фантазиях он взлетел на самый верх аристократии, получив титул графа. Или барона. Дремавшее доселе воображение проснулось в одночасье. — Ваш отец, он…

— Ты не пугайся. Вообще-то я деревенский. Папаша Арнольд был трактористом, — усмехнулся гость. — А имечко бабка подцепила в газете, когда была на сносях. Тогда была мода на необычные имена. Но — не жалуюсь. Раз Арнольдович, значит, не из простых. Откуда ты здесь взялась?

— А вы?

— Я? Мимо проходил, — вновь усмехнулся он. — Вообще-то здесь все могло быть моим… Слушай, Машки больше нет! А? Как же так?

— Машки?

— Ну Сабины, Сабины. Ты что, одна из тех восторженных идиоток, которые от ее песенок впадают в экстаз?

Это Жанну потрясло. «Машка», «песенки». Таким тоном говорить о самой Сабине!

— Ты что, здесь живешь? Ты его родственница? Сабурова?

Жанне было немножко обидно: даже имени ее не спросил! Конечно, граф не обязан знать поименно всех окрестных пастушек.

— Я Жанна, — тихо сказала она. — Не родственница. Меня Сабуров лечит. Я уже скоро пойду. Буду как все. Нормальной.

Он понимающе кивнул. И посмотрел на нее так… Словом, Жанне не понравилось.

— Вы не так поняли. Мы с ним… В общем, он мне должен. То есть обязан. И я его не люблю. То есть ничего такого.

— Значит, ты здесь живешь? — уточнил он.

— Да.

— И не ладишь с Сабуровым?

— Да.

— Это здорово! Слушай, мне с тобой повезло. Понимаешь, у меня с Сабуровым тоже напряженные отношения. А мне надо в дом.

— Зачем? — удивилась она.

Он слегка замялся. Потом пояснил:

— Там есть важные для меня бумаги. Ну те, что Машка писала. Сабина. Мы с ней… Одним словом, я был в отъезде. По делам. Приехал — ее уже похоронили. Заявиться в дом как-то неудобно. Вроде бы я был ей м-м-м… друг, но она меня к себе ни разу не приводила. Я понятия не имею, что там, где и как. Но я имею право на те документы. Законное право.