Башня вздрогнула в третий раз. И тут я увидел волну. С башен Иллируса море увидеть невозможно, хребет Плакальщиц изгибается сонным гекконом, обнимая крепость и лабиринт. Но нынче море вздымалось далекой изумрудной стеной, на гребне ее искрил пенный вал.

– Вниз, бегите в пещеру весталок! – вскричал Андрус, – закрыть окна и двери! Дрэкул, Лев, берегите Мануила. Дрэкул, не забудь об осколке!

Моим наставникам не стоило повторять дважды. Пока придворные топтались на крутых лестницах, мы спрыгнули по наружной стене. Некромант расправил крылья, кир Лев распустил завязки плаща. Мы летели вниз, прыгая с одной каменной химеры на другую, а рядом узлами стягивались бойницы башни. Андрус Закайя остался один наверху. Когтем грифона он вскрыл себе вену на локте, смешал кровь с содержимым двух перстней и брызнул на камни родового гнезда. Дождь из птичьих перьев сыпался на голову дуки Закайи, неистовая волна застилала горизонт, но стратиг ничего не замечал. Закрыв глаза, он читал нараспев священное заклинание Лабиринта, вырванное прадедом моего прадеда у огнепоклонников Персии.

Стены со скрежетом сдвигались, башни оседали, замшелые петли лабиринта тянулись ввысь, заглушая вопли сотен крестьян, надеявшихся отыскать убежище в Иллирусе. Наместник Таврии не обманул несчастных земледельцев, он желал довольства своему народу, но не успевал его спасти. Лабиринт кряхтел, сворачиваясь гигантской улиткой.

– Отец, отец! – закричал я, напрасно вырываясь из стальных объятий кира Льва.

Сквозь ветви пиний, мы спрыгнули в нижний двор. Мраморная чаша бассейна треснула, вода с ревом втягивалась в водоворот. Радужные поющие сирены, гордость отцовских питомников, крошечные горгоны, способные взглядом убить разве что стрекозу, венценосные крабы – все они издыхали на влажных ступенях. С воплями метались служанки, качались массивные статуи Августов, с беседок осыпалась бесценная коринфская плитка.

– Вниз, эгемон, скорее! – навстречу нам катился мокрый истерзанный кир Исайя. – Скорее, пока твой отец не произнес последние слова Печатей.

Широкая калитка, ведущая в казармы стражи, сужалась, стягивалась, как намокший чулок. Мы бежали, хотя мои ноги едва касались земли. Возможно, кир Дрэкул нес меня в когтях, кир Лев расшвыривал с дороги зазевавшихся придворных. Знакомые коридоры чудовищно изгибались, светильники падали со стен, навстречу с писком неслись полчища крыс. Они чуяли смерть там, где кир Дрэкул мнил найти спасение. По пути мы прихватили мальчика-звездочета, позже нас догнали два подмастерья некроманта и несколько воинов из моей личной стражи.

В зале Почета с потолка падали кирпичи. В зале Свадеб обрушились стены. Двор для конных тренировок оказался полностью засыпанным осколками мозаик.

– Вниз, вниз, мой господин!

Широченные бронзовые ворота, сквозь которые прежде свободно проезжала колесница, смяло и порвало в клочки. Кто-то зажег факел, мы ступили в подземелье. Сверху все сильнее доносился рокот моря. Водяной колосс расправлял плечи над хребтом Плакальщиц. В последнем усилии я вывернул голову и увидел отца. Крошечная фигурка Андруса Закайи воздевала руки среди зубцов клонящейся башни.

– Вниз, за мной! – прорычал некромант.

Киру Льву пришлось прокладывать путь мечом. Кир Дрэкул хлестал встречных плетью из синего пламени. Толстяк Исайя просто расшвыривал людей налево и направо. Лестница крошилась, земля сыпалась за шиворот, в стенах визжали замурованные когда-то скелеты братоубийц.

Наконец кир Дрэкул свистнул, наступила тьма и тут же вспыхнули ведьмины огни в черепах единорогов. Мы находились в мастерской некромантов. Каменная плита, испещренная клинописью Нижнего мира, задвинулась за нами.

Люди едва успели отдышаться после безумного бега, как своды каземата потряс тяжкий удар. С невидимого потолка хлынули потоки воды. Заверещали летучие мыши. Кир Дрэкул махнул рукой, на дальней стене осветилась подробная карта империи, нанесенная на шкуру белого буйвола. Такой карты я не встречал даже в кабинете отца. Границы известного мира здесь не совпадали с границами нашей великой империи, они простирались гораздо дальше, и странно скручивались, будто края шкуры подпалило огнем.

– Смотрите, смотрите… – забыв про разбитое лицо и вывихнутую руку, толстяк Исайя указывал на то место, где магическими красками полыхала Таврия. – О, лучше я был бы слеп глазами, чем сердцем!

Треть Херсонеса вздрагивала, полуостров тонул в дыму, горы сменили очертания.

– Над нами море, – Лев Закайя подставил ладонь барабанящим соленым каплям.

– Что же делать? Как нам выбраться? – заозирались солдаты.

– Склавены говорят, что дерево лучше прятать в лесу, – кир Исайя стер со лба кровь. – Наверху молодого эгемона ждет проклятие Свитка. Его попытается убить всякий, жаждущий милости императора.

– Значит, нам один путь, – губы некроманта изогнулись змеей. – Нам путь вниз. Туда, где прокляты все.

Маленькая женщина сбросила шинель, осталась в чем-то свободном, пушистом, перехваченном крест-накрест ремнями. Женьке никто ничего не объяснял, она ухитрилась догадаться, что пушистое было обманчиво мягким, впрочем, нынешним вечером все происходящее казалось нелепым сном. Легким движением Привратник перевернула пустую койку, забросила краем на подоконник, получился трап. У Привратника, при довольно хрупкой комплекции, оказались удивительно сильные руки.

Вестник распахнула дверь в широкий коридор, толкнула туда шкаф. Шкаф опрокинул двоих сторожей, одетых в синее; толстую врачиху выдавило в палату напротив, там она поскользнулась и грохнулась на пол. Дальше все закружилось столь быстро, что Женька едва успевала следить.

– Цесарио, охранять! – рявкнула Привратник.

Цесарио послушно заслонил будущую Вожатую. Хонси взлетел на окно. Пиджак он снял, не как нормальные мужики, через рукава, а просто разорвал по швам. Но лоскуты не попадали на пол, они точно растворились в густой шерсти.

В шерсть, не доверяя зрению, прошептала Женька. Так не бывает, так не может быть, оборотни живут только в сказках, и выходят только при луне!

Взобравшись на подоконник, Хонси отодрал карниз вместе с занавесками, и выдавил плечом двойное стекло. Осколки зазвенели по полу, в палату ворвался ледяной ветер, шум моторов, и почти сразу несколько раз что-то ударило в потолок. Шлепнуло в потолок, в стену, второе окно разбилось само. За миг до автоматной очереди, Цесарио пригнулся. Женьке понадобилось время, чтобы понять – стреляют! По ним стреляли, это совсем не походило на игру. В полуметре от зажатой в углу, пациентки, в графике процедур образовались три дыры, с потолка посыпалась штукатурка. Маленький Глеб окончательно забился под одеяло. Жалобно запищали упавшие медицинские приборы.

– Оракул, трам-па-парарам! – произнесла в коридоре Ольга, и еще десяток непонятных слов.

Вестник тычком пальца уложила охранника в синем, шуганула двух медсестер. Второй дядька-охранник позорно бежал, кинув на поле боя резиновую дубинку.