Вернулись в Союз 19 сентября. Все вроде бы затихло.

В один из вечеров начала декабря 1979-го я пришел со службы домой после двадцати трех часов, даже сапоги не успел снять – звонок. Поднимаю трубку, меня условным шифром срочно вызывают в полк. К счастью, до полка всего три километра, шинель в руки – и вперед.

И вот в тот памятный вечер 1979 года я, получается, «отбоярился» от работы по дому. Ответил: «Вернусь – помогу. Сбегаю, узнаю, в чем дело, может быть, роту поднимают по учебной тревоге». И побежал в полк. Вернулся нескоро…

Прибегаю в расположение части, там боевая тревога, технику строят в колонны, расстановка маршрутов. Помню, страшный гололед был. Хорошо, что мы готовились к сборам и основательно подготовили механиков. Ребята были вымуштрованы великолепно, но все равно боевые машины скользили, как коровы на льду. Доехали до станции, подогнали эшелон, и мы начали грузиться, закреплять на платформах технику. Выяснилось: проволоки нет, деревяшек нет. Проволоку и колодки нашли живущие рядом железнодорожники. По ходу вспоминаем, где какая железная ограда с проволокой. Кто гвозди тащит из дому, кто моток проволоки, один бревно приволок. Соорудили распорки, под колеса подогнали клинья. Все сделали быстро. Рано утром эшелон, наконец, отправился. Куда? Никто ничего не говорил, маршруты объявлены не были.

Мы начали догадываться, но помалкивали. Хотелось бы сейчас, для красного словца, описать свои тогдашние ощущения какой-нибудь героической фразой вроде: «В тот момент меня не покидало ощущение, что в эти минуты совершается то, к чему я готовился всю жизнь!» Но нет, ничего этого не было. Мы столько раз ходили научения, что для нас происходившее в этот момент скорее можно было описать так: «Учения и учения. Сели и поехали». И никаких там возвышенных мыслей.

Прибыли на аэродром под Могилевом, там уже стояли военно-транспортные самолеты.

Более трех суток ждали команды на аэродроме. Жили в спортзале. Люди мы военные, тем более десантники, к неудобствам приспособленные, сразу развернули полевую кухню, так что горячим питанием солдаты были обеспечены. Оборудовали места для боевой учебы и отдыха. Днем и ночью пошли занятия, обед по распорядку, отбой, все как положено. Трое суток мы довольно организованно жили, даже концерты устраивали с песнями и спортивными номерами. Собирался народ со всего города.

Потом нас «переместили на Ташкент». Наши военно-транспортные самолеты приземлились в международном аэропорту Ташкента. Начинаем выгрузку, рядом взлетают пассажирские самолеты международных авиалиний, а мы в полном боевом снаряжении. Я к начальнику особого отдела: «Слушай, сейчас какой-нибудь иностранец «щелкнет», завтра все узнают, что в Ташкенте сосредотачиваются крупные военные соединения». Он доложил по команде, нас срочно перебросили в Саратов, где жили суток десять, занимались боевой подготовкой. Был сильный мороз, градусов 25. Поскольку основное число парашютов мы оставили в полку, всего три сотни взяли для группы захвата, то для высадки подразделений оставался только «посадочный способ». Когда самолет садится, боевая машина должна завестись и выехать из него, но заводить машину можно только, если она разогрета. А при морозе 25-28 градусов, чтобы ее завести, нужен «пускач», работающий по принципу примуса. Только струя огня бьет из этого «керогаза» вниз, так что может прожечь самолет. Запускать его нельзя, стало быть, завести машину нельзя. Думали, думали и придумали: стали сдергивать боевые машины автомобилями «Урал». Были подготовлены специальные тренированные команды. Когда самолет садился, «Урал» выдергивал первую машину в сторону и механик на земле запускал «пускач», когда выдергивалась вторая машина другим «Уралом», первая уже освобождала место. Вот так мы разгружали самолеты «со скоростью звука».

Герцог Артур Веллингтон, победивший Наполеона при Ватерлоо, отбиваясь от назойливых борзописцев, однажды произнес: «Сражение, как и бал, описать невозможно». Так же невозможно с точностью до грана выверить логику тех людей, которые приняли решение о вводе «ограниченного контингента советских войск» в Афганистан. Уж если и необходимо было такое действие, то когда еще был жив товарищ Тараки, к слову, за две недели до своего печального конца побывавший в Москве и настоятельно просивший о военной помощи. Власть ускользала из его рук. Силы контрреволюции поднимали один за другим мятежи, в стране царил хаос, остановить который могла только твердая руки. Товарищ Амин, амбициозный и двуликий, на такую роль не подходил, а его собрат по высшему руководству НДПА Бабрак Кармаль авторитетом ни в стране, ни в армии не пользовался. И все же в Кремле сделали выбор в пользу Кармаля.

103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, за которой зорко следили в НАТО, в середине декабря 1979 года рассредоточилась по нескольким аэродромам в напряженном ожидании мирного разрешения афганской проблемы.

Собственно говоря, Министерство обороны само создало себе трудности, которых вовсе могло и не быть. В начале 1979 года в жизни Воздушно-десантных войск произошло два знаковых события. Был «причислен к лику святых», т. е. по достижении 70-летия зачислен в штат Генеральной инспекции Минобороны СССР, командующий ВДВ Герой Советского Союза генерал армии В. Ф. Маргелов. Сменил его на этом посту генерал-полковник Д. С. Сухорукое.

Новому командующему не удалось отстоять расформирования 105-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, в просторечии называемой Ферганской. Боевое соединение, сориентированное на действия в сложных среднеазиатских условиях, прекратило свое существование в угоду преобразованиям, затеянным Генштабом ВС СССР явно не ко времени. Части и подразделения «ферганцев» стали основой десантно-штурмовых бригад, создаваемых в округах в танковых и общевойсковых армиях. И только 345-й отдельный парашютно-десантный полк не затронули нововведения и он целиком, под видом технической помощи афганской армии был переправлен через границу СССР.

В. Ф. Маргелов не безмолвствовал. Однако от его попыток противостоять опрометчивому решению в Министерстве обороны отмахнулись. Впрочем, как и не приняли во внимание дельные предложения легендарного командующего. А они сводились к следующему: оседлать все горные проходы, ведущие из Пакистана в Афганистан и тем самым лишить мятежников подпитки вооружением и техникой.

Слово генералу Г. И. Шпаку.

24 декабря 1979 года министр обороны СССР Д. Ф. Устинов объявил о принятом руководством страны решении ввести войска в Афганистан.

Участие советских войск в боевых действиях директивой не предусматривалось, не был определен также порядок применения оружия и в целях самообороны. Имелось в виду, что войска расположатся гарнизонами и возьмут под охрану объекты, высвободив тем самым афганские части для активных действий против оппозиции. Таков был первоначальный план…

25 декабря прилетели и высадились в Кабуле. Правящий режим Амина переживал не лучшие времена, афганский правитель вынужден был прибегнуть к присутствию, по крайней мере, в Кабуле, иностранных войск. Выбору него был. И Советский Союз, и США предлагали ему свои войска для охраны его самого и контроля над важнейшими объектами афганской столицы. Он долго колебался и в результате принял решение в пользу советских войск. В этом вопросе хорошо поработали наши дипломаты. Так что мы легально садились на аэродромы Кабула и Баграма. Несколько часов спустя перед нами была поставлена боевая задача.