— Эльбо встал на ноги, — доложил ему сын. — И сам поклевал зернышки. Только потом он нагадил на стол.

— Это признак, что он возвращается к жизни. Застели стол куском пластика, его полно на чердаке. Я вернусь только вечером, Кромс, я сейчас на Бонвальской дороге.

— И ты их видишь?

— Нет, пока еще слишком светло. Я смотрю, не лежит ли где убитый охотник. По этой дороге три недели никто не ходил, тут полно ежевики, она поспела раньше срока из-за жары. Если позвонит Виолетта, не говори, где я, ей это не понравится.

— Ясное дело, — отозвался Кромс, и Адамберг подумал, что у этого парня более чуткая душа, чем можно подумать, если судить по внешности. Так, по крохам, он накапливал информацию о своем сыне.

— Лампочку на кухне я вкрутил, — добавил Кромс. — На лестнице тоже лампочка перегорела. Вкрутить?

— Да, только не слишком яркую. Не люблю, когда все видно.

— Встретишь Адское Воинство — позвони.

— Это вряд ли. Если они проедут, сотовая связь прервется. От столкновения двух временных пластов.

— Наверняка, — согласился молодой человек перед тем, как закончить разговор.

Адамберг прошел еще восемьсот метров, оглядывая обочины дороги. Он нисколько не сомневался, что Эрбье мертв, это был единственный пункт, в котором его мнение совпадало с мнением мадам Вандермот, женщины-одуванчика. Он вдруг осознал, что уже забыл, как называются летучие семена этого растения.

Впереди на дороге виднелась фигура человека, Адамберг сощурился, стараясь ее разглядеть, и замедлил шаг. На стволе поваленного дерева сидела очень высокая женщина, такая старая и костлявая, что Адамберг подумал: только бы не напугать ее.

— Хэллоу! — приветствовала старуха подошедшего Адамберга.

— Хэллоу! — удивленно отозвался Адамберг.

«Хэллоу», наряду с «йес» и «ноу», было одним из немногих известных ему английских слов.

— Долго же вы шли от вокзала, — заметила она.

— Я собирал ежевику, — объяснил Адамберг, не понимая, как такой уверенный голос может исходить из такого иссохшего тела. Иссохшего, но сохранившего силу. — Вы знаете, кто я?

— Ну, не совсем. Лионель видел, как вы сошли с парижского поезда и сели на автобус. Бернар сказал об этом мне, и наконец я вижу вас здесь. А в теперешние времена и при таких делах вы, скорее всего, должны быть полицейским из города, и никем больше. В воздухе потянуло гнилью. Учтите, однако, что Мишель Эрбье — небольшая потеря.

Старая женщина шумно засопела и провела тыльной стороной ладони под своим большим носом, вытирая каплю.

— Так вы ждали меня?

— Нет, молодой человек, я жду моего пса. Он втюрился в сучку с фермы Лонж, это вон там. Если я не привожу его сюда, чтобы он мог с ней повязаться, у него сдают нервы. Рену, фермер из Лонж, от этого в ярости, мне, говорит, не нужен полный двор приблудных щенков. Но что тут поделаешь? Ничего. А я еще подцепила летний грипп и десять дней не могла приводить его сюда.

— Не боитесь ходить одна по этой дороге?

— А чего мне бояться?

— Адского Воинства, — закинул удочку Адамберг.

— Да бросьте вы, — она покачала головой. — Во-первых, сейчас светло, а во-вторых, я его не вижу. Это дано не всякому.

Прямо над головой долговязой старухи Адамберг увидел огромную спелую ягоду, но не решился побеспокоить ее ради этого. Надо же, подумал он, стоит сделать двадцать шагов по лесу, и в тебе оживает инстинкт собирателя. Ведь если вдуматься, именно процесс собирания нас завораживает. А сама по себе ежевика — не такое уж лакомство.

— Меня зовут Леона, — представилась женщина, снова вытерев рукой под носом. — Но все называют меня Лео.

— Жан-Батист Адамберг, комиссар парижской криминальной полиции. Рад был познакомиться, — вежливо добавил он. — А теперь пойду дальше.

— Если вы ищете Эрбье, то там вы его не найдете. Он лежит распластанный в луже своей черной крови, в двух шагах от часовни Святого Антония.

— Он мертв?

— Да, и давно. Плакать по нему, конечно, не будут, но зрелище малоприятное. Тот, кто это сделал, не церемонился, от лица почти ничего не осталось.

— Его нашли жандармы?

— Нет, молодой человек, это я его нашла. Я часто захожу в часовню, чтобы поставить там цветы, не хочется, чтобы святой Антоний был заброшен. Святой Антоний — защитник животных. У вас есть зверюшка?

— Больной голубь.

— Тогда это очень кстати. Как войдете в часовню, подумайте о вашем голубе. А еще святой Антоний помогает находить потерянные вещи. Я вот стала старая и постоянно теряю то одно, то другое.

— Вам не было страшно? Вы же увидели труп?

— Нет, когда ты этого ждешь, то уже не так страшно. Я ведь знала, что его убили.

— Потому что слышали про Воинство?

— Потому что мне много лет, молодой человек. Здесь даже птица не может снести яйцо так, чтобы я об этом не узнала или не догадалась. Вот, например, вы можете быть уверены, что прошлой ночью на ферме Девенэ лис слопал курицу. У него нет одной лапы и хвост куцый.

— У фермера?

— У лиса, я видела его помет. Но поверьте моему слову, он не пропадет, хоть и трехлапый. В прошлом году в него втюрилась синица. Я такое видела первый раз в жизни. Она жила у него на спине, и ему даже мысль не приходила ее съесть. Правда, с остальными синицами он поступал иначе. В мире есть масса разных деталей, вы замечали это? А поскольку каждая деталь постоянно меняет свою форму и приводит в действие другие детали, все имеет последствия, в том числе и отдаленные. Если бы Эрбье остался жив, он в конце концов убил бы лиса, а заодно и синицу. И это вызвало бы самую настоящую войну на муниципальных выборах. Но я не в курсе, вернулась ли синица к лису в этом году. Вот невезение.

— Жандармы уже прибыли на место преступления? Вы им сообщили?

— А разве я могла сообщить? Мне надо сидеть здесь и ждать моего пса. Если вам это к спеху, позвоните им сами.

— Думаю, это не лучший вариант, — сказал Адамберг после минутной паузы. — Жандармы не любят, когда ребята из Парижа лезут в их дела.

— Зачем вы тогда приехали?

— Потому что ко мне приходила одна здешняя жительница. Вот я и заехал к вам.

— Мамаша Вандермот? Конечно, она боится за своих деток. С другой стороны, лучше бы ей держать язык за зубами. Но эта история так ее изводит, что она не выдержала и поехала просить помощи.

Из кустов с тявканьем выскочил большой пегий пес с длинными обвислыми ушами, подбежал к хозяйке, положил голову на ее длинные худые ноги и закрыл глаза, словно в знак благодарности.

— Хэллоу, Лод, — сказала она, вытирая нос, в то время как пес терся мордой о ее серую юбку. — Видите, какой он довольный.