Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня интересует только один, вернее — одна. Она здесь жила несколько дней. Кэти Джонс, зарегистрировалась как Кэти Тодд. — Джон прижал к стеклу фотографию, сделанную накануне вечером.
Бакли мельком взглянул на нее:
— Девчонка, про которую полицейские расспрашивали?
— Да.
— Все ее пожитки у них.
— Ясно, — ответил Джон. Он нагнулся над стойкой и увидел, что из-под кресла Бакли торчит конец монтировки. — Может, расскажете мне о ней? Что-нибудь, о чем копы не знают?
— О чем это?
— Ну, не знаю… как она себя вела? Как расплачивалась? Одна всегда была? Звонила куда-нибудь? Всякое такое.
Бакли дернул плечом:
— Платила наличкой, вела себя тихо, не высовывалась.
— К ней кто-нибудь приходил?
— Мамка я ей, что ли?
Джон широко улыбнулся:
— В таком случае она вся в папу.
— Слушай, я тебе все сказал, что знаю.
— Точно?
— Точно.
— Сколько она у тебя прожила?
— Десять дней.
— Когда приехала?
Бакли посмотрел на Джона, как смотрят на дерьмо, когда его никак не удается смыть. Он угрюмо раскрыл книгу записей и повел по списку толстым, как сосиска, пальцем:
— Вот… Среда, двенадцатого.
Джон открыл записную книжку:
— Она к вам обращалась за чем-нибудь, пока жила здесь?
— Нет.
— Может, такси вызывала? Карту города искала? Спрашивала, как проехать?
Бакли доел бутерброд и, довольно рыгнув, вытер руку о свои засаленные серые брюки.
— Слушай, чего пристал? Я копам уже все сказал, ничего нового ты не узнаешь. Они приходили сюда, спрашивали, где ее комната, и я послал моего носильщика Джимми показать им. Мне проблемы не нужны. Я сказал им: тихая, заплатила вперед наличкой. Я ничего не спрашивал, они тоже особо ничем не интересовались, только спросили, когда поселилась и кто к ней приходил. А к ней никто не приходил.
— Она упоминала какие-нибудь имена? Или…
— Ну достал! — с досадой произнес Бакли. — Да не говорила она ни с кем! Я ж сказал, она была не-раз-го-вор-чи-ва-я.
— Откуда вы знаете?
— Чего?
— Ну, откуда вы знаете, что она неразговорчивая, если она ни с кем не говорила?
— Джимми разок попробовал с ней пошутить. Она так на него посмотрела, что он тут же отвалил. Она себе на уме была, эта девчонка, ну и я не лез. У нас тут так, — ответил Бакли и сделал телевизор погромче.
— Он сегодня работает, этот ваш Джимми?
— Да вроде. Работа-то не бей лежачего.
— Можно, я заодно и с ним поговорю сейчас? Не хочу потом перезванивать и надоедать вам.
Бакли мотнул головой в сторону вестибюля:
— Последняя дверь направо.
— Спасибо.
Бакли не ответил.
Джон прошел через другую двойную дверь и направился вглубь гостиницы. Если стойка администратора была обшарпанной, то коридор напоминал клоаку. Протертая до дыр ковровая дорожка, дешевые обои и лампы дневного света создавали похоронное настроение. Нехорошее место.
Джон толкнул дверь запасного выхода и оказался в небольшом внутреннем дворе, заваленном ящиками из-под бутылок и мусорными ведрами. Маленький жилистый паренек курил, опираясь на ручку тележки, какими обычно пользуются уборщики. Услышав, что кто-то идет, он бросил окурок и загасил его каблуком, затем быстро заправил свою белую рубашку в черные брюки. Что-то в нем показалось Джону знакомым.
— Сейчас иду, Пит. Докурю только.
— Не торопись.
Парень обернулся и отбросил со лба сальную челку. Увидев Джона, он машинально отступил, и дежурная улыбка слетела с его лица.
— Вот принесла нелегкая…
Джон широко улыбнулся:
— Кого я вижу! Джимми Данн! Вот повезло так повезло! Давно не виделись!
— Как же, давно, — буркнул Джимми. — Он что, послал вас следить за мной?
— Энди-то? Да нет! По-моему, если б он знал, где ты, лично зашел бы проведать.
— Вы ведь не скажете ему, что я тут, а? Вы же знаете, он меня повесит, если найдет.
— После того, что я слышал, не повесит, а прямо четвертует.
В этом году Джимми успел с полгода проработать у друга Джона, завзятого бильярдиста Энди Косгроува. Энди поддался на уговоры жены (Джимми — сын ее лучшей подруги) и взял его на работу после того, как тот бросил школу. Потом он не раз проклинал этот день. Семнадцатилетний красавчик Джимми оказался весьма безответственным малым, да к тому же еще отъявленным лодырем, бессовестным вруном и вообще скользким типом. Все полгода он постоянно опаздывал, отпрашивался то на обед, то покурить, то в туалет, то чайку попить и смывался при первой же возможности. Каждую неделю он клянчил, чтобы его кто-нибудь подменил, а заставить его работать можно было только пинками. Все это сводило Энди с ума.
Чаша терпения переполнилась, когда жена Энди нашла в спальне дочери, пятнадцатилетней Беки, ее Беки, фотографии совсем не невинного свойства. После этого песенка Джимми была спета.
Он как раз сонно перемешивал цемент и прикидывал, как можно растянуть и без того не маленький перерыв, когда рядом резко затормозил джип Энди. Энди вылетел из машины в такой ярости, что после у него от надсадных воплей еще неделю болело горло. Те, кто видел это, говорили, что Джимми улепетывал от Энди так, что только пятки сверкали.
— Ты помнишь Кэти Тодд? Она жила здесь несколько дней? О ней еще полицейские спрашивали?
— Ну, видел я ее, — уклончиво ответил Джимми.
— Ты с ней говорил?
— Не-а.
— Не говорил? — Джон удивленно покачал головой. — Такая хорошенькая, блондинка, да еще совсем одна? И ты к ней не подвалил? Ну да, это ведь тебе не безмозглая девчонка.
Джимми ткнул пальцем в синяк под глазом.
— Видите, как приласкала? Я как-то попробовал с ней пошутить, так она двинула — мало не показалось.
— И?
— Что «и»?
— Что это ты так взмок?
— Не взмок я.
— Нет, взмок. — Джон подошел ближе. — Чего жмешься, выкладывай давай!
— Да нечего мне выкладывать! — Джимми поднял руки к груди. — Чего пристали?
Джон сделал еще шаг в его сторону, и Джимми, отступив, не удержался, шлепнулся прямо на тележку и опрокинул все бутылки с моющими средствами. Протянув руку, Джон прижал парня:
— Джимми, будешь играть в молчанку, позвоню Энди, сяду на тебя и буду ждать, пока он не приедет…