* * *

Сочельник 1898 г.

Сегодня Франц попросил меня просмотреть его счета и квитанции. Он получил счет от одной экспедиционной компании и был твердо убежден, что он уже его оплатил. Ну, скажу я вам, это была непростая работа! Все квитанции были сложены как попало в большой коробке, мне придется потратить, по крайней мере, два дня, чтобы все сложить в алфавитном порядке. Отныне я буду делать это регулярно, чтобы не приходилось искать так долго.

3 января 1898 г.

Счет нашелся. Я купила два регистратора для писем и теперь все в наилучшем порядке. Франц удивительно мил и добр ко мне. Но по утрам он все еще ругается. Он отказался от своей мастерской и хочет снять большую, состоящую из двух помещений, и около реки. Для чего, я узнаю позже.

15 марта

Мы собираем все и упаковываемся – это одно удовольствие! Все глиняные работы закончены и отданы для отливки. Я позировала для фигур «Германии», и для многочисленных мелких эскизов. Франц получил много заказов; сверх того, он принимает участие в конкурсах. В новом ателье, которое мы накануне днем сняли – есть две отдельные половины каждая с большим окном, обращенным к реке; перед зданием, между ним и рекой находится небольшой участок земли, очень узкий, но весь в кустах и зелени. Летом здесь божественно. Франц уже купил себе ботик (когда я его назвала лодкой он очень рассердился). По вечерам мы будем кататься по реке. Вторая половина – это тайна Франца – предназначена для того, чтобы там поместить модель аэростата. Франц говорит, что все планы относительно устройства аэростата неправильны и что идея этого устройства так безумно проста, что вероятно в виду этой простоты до сих пор ее никто не раскусил. Он хочет построить большую модель аэростата, и на нем полететь на другой берег, а затем обратно. Охотнее всего он полетел бы в Берлин, а там вокруг дворцовой площади. Ах! Как хорошо, когда мы утомленные сидим в его комнате после прилежной работы и он мечтает о том, что будет после нас. Эти мечты так прекрасны; в те минуты, когда он со свойственной ему страстью рисует эти картины, мы уже переживаем все как будто наяву.

10 мая

Переезд завершился быстро и удачно. Франц нанял старого слугу для мастерской, который ему оказывает всевозможные услуги и помогает ему при постройке аэростата. Он взял с него обещание ни под каким видом, не пускать кого бы то ни было в мастерскую, где должно было быть создано изобретение. Два дня спустя после нашего переезда прибыла повозка, наполненная удилищами, как я их назвала-это был, как он мне объяснил, бамбуковый тростник. Он предназначался для остова крыльев. Франц торопится так, как будто ему осталось недолго жить, но при этом он свеж, крепок и блаженно счастлив. Он не взглянет на меня без того, чтобы не сказать какого-нибудь ласкового слова. Но и теперь я должна решительно все делать за него: писать письма, копировать (и этому мне пришлось научиться) и отделываться от визитов (с этим я справлялась с таким спокойствием и уверенностью, что часто сама удивлялась) и т. д. Своими работами Франц занять не более 4–5 часов, но работает он с такой сосредоточенностью, что не произносит ни слова; кое-что за него делает один из его младших коллег, но, конечно, только второстепенные вещи. К фигуре он не должен притрагиваться, потому что в его присутствии я не должна позировать. Он в точности не знает, в чем состоять мои обязанности, но в виду того, что он очень нуждается – это его нисколько не интересует и он радуется, когда я ему каждую субботу по вечерам выплачиваю его «гонорар». Франц очень хорошо относится к нему. С 3 часов мы работаем над постройкой аэростата и воздушных замков. В остове аппарата проявляется удивительное откровение; в конце концов, он действительно откроет тайну воздухоплавания. По вечерам мы едим свой незатейливый ужин, который я уже давно покупаю для нас обоих. С тех пор, как я об этом забочусь, он тратит значительно меньше, чем тогда, когда обо всем заботилась его квартирная хозяйка. Она при этом кормила себя и своих присных. В хорошую погоду мы катаемся на нашем ботике до глубокой ночи; это полуспортивная лодка с подвижными сидениями. Франц гребет, я управляю, и самое приятное состоит в том, что мы можем смотреть друг на друга и болтать, о чем вздумается; на воде по вечерам так тихо, так романтично, всякое иное движение затихает, только изредка мимо нас пройдёт со своей кладью, какой-нибудь маленький буксирный пароход. Домой я могу вернуться, когда захочу. Мать навела справки, в чьих руках я нахожусь. Она так уважает меня и так нежна, как никогда раньше.

15 июня

Аэростат почти готов. Франц хочет немного передохнуть, чтобы затем взяться за дело с новыми силами. В последнее время у него явились еще некоторые заботы. Он взял двух молодых людей, чтобы те для бронзовой фабрики делали копии его больших работ в малом масштабе. Сейчас они загружены дней на восемь и пока не нуждаются в дальнейших инструкциях. Мы воспользовались этими днями, чтобы совершить чудную маленькую прогулку по воде. Наш переезд по шлюзам через Берлин быль праздником для мальчишек. Везде они плевались и старались в нас попасть. Мне было ужасно стыдно за моих земляков. Франц был готов стрелять в них из своего револьвера, который он захватил с собой против «пиратов на Шире». Время от времени, если это только было возможно, нас брал на буксир какой-нибудь парусник. Франца все знали, и он сказал мне, что прежде он был страстным спортсменом. Но идея воздушного корабля, по его словам, вытеснила все. Как это божественно, когда можно пить утром кофе на улице, перед харчевней в какой-нибудь заброшенной деревушке. В большинстве случаев, отель находится около церкви, здесь же целое царство уток, мимо проезжают телеги, недалеко находится и школа, так как издали доносится детское пение хорала; перед домом растут шаровидно обрезанные липы, на большой площади большие, вековые деревья, гогочут утки, поют птички, жужжат пчелы, а Франц и я, мы сидим посреди всей этой роскоши с ароматным кофе, хлебом, маслом, ветчиной и медом на столе, с перспективой провести божественный день на тихой воде быстро и беззаботно несущейся в шумный Берлин, который она нам живо напоминает. Франц правильно делает, когда в своей веселой манере, так просто мне все