даже уже хорошо изученных болезней, таких как оспа и бешенство, могут в любой момент изменить свой геном, став на порядок вирулентнее (т. е. агрессивнее). Многие изменения в их генной структуре, считал он, обуславливались не только хорошо известными человечеству физическими факторами, но еще и какими-то особыми, пока еще не открытыми излучениями нашей планеты, а также далекого космоса. И, Вероника это особо подчеркнула, его предположения были абсолютно верны. Исследования генетических структур вирусов это подтвердили полностью.

– …Он одним из первых высказался о наличии у вирусов коллективного квазиразума, а еще он был категорическим противником, как он называл, «ремесленнического экспериментерства» с геномом человека, животных и растений. По его мнению, эти эксперименты были сродни сумасшедшему, выдергивающему чеку гранаты, чтобы посмотреть, что будет дальше?

По словам Вероники, академик осуждал не само вмешательство в геном живых существ, а зачастую безграмотную манипуляцию с хромосомами, когда в одной клетке живого существа объединялись гены млекопитающих и кишечнополостных или растений и насекомых. Он постоянно приводил пример с созданием американцами синтетической бактерии Синтии, которая, по замыслу состряпавших ее «ремесленников-экспериментеров», должна была питаться исключительно нефтепродуктами после катастрофы в Мексиканском заливе. Но это кончилось тем, что теперь уже всему человечеству угрожает биологический апокалипсис. Синтия, быстро трансформировавшись, вместо истребления разлившейся нефти стала паразитировать на живых организмах, в том числе и на людях. Против нее бессильны антибиотики и многие другие лекарственные средства. Начнись пандемия – человечество обречено. Да и вся жизнь на земле в ее нынешних формах может быть уничтожена. Вполне возможно, выжить смогут только бактерии и вирусы.

– А ваша лаборатория эту самую Синтию уже изучала? – поинтересовался Стас.

– Разумеется! Святослав Дмитриевич специально ездил в США, раздобыл там образец Синтии, и сейчас мы ищем возможного ее истребителя из числа самых сильных бактериофагов.

– А эта микробина от вас не сбежит? – опасливо поинтересовался Крячко.

Его собеседница отрицательно качнула головой.

– Прежде чем привезти Синтию, Святослав Дмитриевич оборудовал особо изолированное место для ее исследований – было построено отдельное здание на плите из специального пластика. Там все абсолютно загерметизировано. Скажем, сточная вода обеззараживается в специальной высокотемпературной установке. Но даже обезвреженной она не попадает в канализацию. Даже воздух, выходящий из системы вентиляции, проходит через пламя газовых горелок и облучается мощными кварцевыми лампами. Нет-нет, эта, как вы выразились, «микробина» от нас не сбежит. Кстати, уже получены обнадеживающие результаты ее исследования. Почему об этом никто не знает? Пока не будет многократного подтверждения того, что наш метод абсолютно эффективен и безопасен, мы трезвонить не собираемся. Надо тщательнейшим образом выяснить не только то, насколько бактериофаг смертелен для Синтии, но и то, не станет ли он вдруг ее подобием? А такое возможно! Поэтому мы постоянно отслеживаем РНК этого вируса на предмет мутаций. В этом-то и отличие настоящих ученых от самонадеянных биоремесленников, каковых сейчас на Западе хоть пруд пруди.

– Скажите, а не могло ли именно это обстоятельство послужить причиной того, что какие-то наши «заклятые друзья» решили убить того, кто покусился на их любимое детище – эту самую Синтию? – Станислав вопросительно взглянул на свою собеседницу.

– Да, допускаю и такое… – грустно согласилась Вероника. – Наши «партнеры» горазды на всякую подлость. Уж если на своих-то людях, как на лабораторных мышах и кроликах, ставили всевозможные эксперименты, то чего они будут церемониться с «каким-то» русским академиком? Знаете, всякий раз, когда он отправлялся за границу, вся наша лаборатория пребывала в напряжении – не случится ли там чего-то скверного? Помните, когда-то, уже давно, наш известный ученый Владимир Александров, автор теории «ядерной зимы», бесследно пропал в Испании? Я больше чем уверена, что его похитили и убили западные спецслужбы.

– Но академик, несмотря ни на что, туда все равно ездил? – спросил Крячко.

– Ездил. Святослав Дмитриевич считал, что наука, запертая в четырех стенах, подобна живому существу, запертому в герметичной банке – задохнется. У него на Западе было много и последователей, и учеников, и даже поклонников его великого таланта. У него было много друзей на всех материках. В том числе и в Европе, и в США… Там ведь тоже много порядочных, честных, доброжелательных людей. Но мы все равно за него боялись. Уборщица с нашего этажа, тетя Катя, она верующая, так, как только он собирался куда-то ехать, сразу же бежала в соседнюю церквушку, ставила там дюжину свечек и заказывала молебен во здравие «раба божьего Святослава». Может быть, поэтому он и возвращался оттуда живым и невредимым? А вот здесь его не уберегли… – шмыгнув носом, Вероника промокнула глаза носовым платком.

– Интересно, а как он сам относился к тому, что за него молилась тетя Катя?

– Доброжелательно. Как я понимаю, он и сам был верующим. Но-о-о… Как-то по-другому. Идет он как-то раз, поздоровался с тетей Катей, и когда прошел мимо, она его вслед перекрестила. Он как будто это почувствовал, оглянулся и с улыбкой, негромко так сказал: «Екатерина Ивановна, большое вам спасибо за заботу обо мне. Но это строго между нами: мы – не рабы Божьи, мы – внуки Божьи. Это мне точно известно! Разумеется, это обстоятельство никак не означает, что мы должны кичиться и возноситься над другими. Нет, нет! Это означает только то, что на нас лежит особая ответственность перед Творцом за судьбы земного мира. Кому много дано, с того и спросится больше. Это судьба нашей земли, и всех нас, на ней проживающих. Наша земля – совесть мира, и всем нам об этом надо помнить!»

На вопрос Стаса – не замечал ли кто в округе лаборатории подозрительных людей, не пытался ли кто-то проникнуть на ее объекты, Вероника лишь огорченно развела руками: нет, не знает…

Встретился Крячко и с другими сотрудниками ЛГГ. Но единственное, что вынес из этих бесед: никто из их приближения какой-либо беды не ощущал. Собеседники рассказывали о своем видении происшедшего с академиком, все пытались припомнить, в каком последние дни он пребывал настроении, о чем говорил, как реагировал на какие-либо ошибки сотрудников. А еще, все переживали о том, что же с ними теперь будет?

Гуров слушал Стаса не перебивая и лишь время от времени чуть заметно кивал. Когда Крячко закончил свое повествование, он снял трубку с телефона внутренней связи и, связавшись с Дроздовым, попросил его скрупулезно и углубленно провести все необходимые экспертизы, чтобы максимально точно установить причины смерти Семигорова. Судмедэксперт на это сообщил, что данную работу,