Ее губы тут же приоткрылись в ответ, и он проник языком в ее рот. Желание вспыхнуло в нем, словно огонь. Запустив руки в густые волосы Кейти, он стал яростно целовать ее губы, и то, что начиналось как показательный урок, превратилось в такой страстный и чувственный поцелуй, что тело его содрогнулось. Охваченный необузданным физическим желанием, он просунул руки под ее упругие ягодицы, чтобы теснее прижать ее бедра к своей напряженной плоти. А затем склонил голову к женской груди.

Розовое кружево мешало ему, и Натаниэль, нетерпеливым жестом сдвинув его в сторону, обхватил губами напрягшийся сосок. Это было необыкновенно сладостное ощущение…

Он услышал ее прерывистый вздох и почувствовал, как ее пальцы вцепились ему в плечо. Вскоре Натаниэль утратил ощущение времени и места. Мозг его отключился, оставив работать лишь животный инстинкт.

И вдруг Кейти сильно толкнула его в грудь:

— Нет! Натаниэль, нет…

Подняв голову, он взглянул в зеленые глаза, наполненные тем же желанием, которое терзало и его. Он хотел что-то сказать, но не смог. Потрясенный тем, что полностью утратил над собой контроль, Натаниэль упал на кровать рядом с Кейти.

— Прости, — пробормотал он, тяжело дыша.

«Что со мной? — задал он себе вопрос. — Подействовала обстановка? Может, эта комната навевает ощущение романтической любви и счастливой жизни?»

Но счастливой жизни для него не предвиделось…

Вскочив с кровати, пошатываясь, Натаниэль направился к двери:

— Вообще-то я пришел сказать тебе, что обед готов.

Голова у Кейти кружилась, а тело готово было воспарить на небо. Впервые в жизни она почувствовала себя желанной…

Взглянув на Натаниэля при свете свечей, стоящих на обеденном столе, она увидела, что он, нахмурив черные брови, уставился в какую-то точку перед собой.

Кейти украдкой бросила взгляд на его губы. Сколько раз она видела их на большом экране и гадала: «Каково это — целоваться с Натаниэлем Вольфом?»

Теперь Кейти могла ответить: «Это потрясающе!»

Впрочем, ей тут же пришлось напомнить себе, что их поцелуй не был настоящим. Ведь Вольф прежде всего — актер. И он может сыграть любую роль.

Молчание затянулось, и, ощутив неловкость, Кейти заговорила первой:

— Я прочитала сценарий…

— Сценарий? — Отсутствующий взгляд Натаниэля свидетельствовал о том, что мысли его были где-то очень далеко.

— Твой сценарий.

— Хорошо. — Лицо его прояснилось. — Если ты зачиталась им, лежа в одних трусиках, значит, тебе материал действительно понравился. Есть какие-нибудь идеи?

Кейти лучезарно улыбнулась Бену, принесшему им запеченные на огне овощи:

— М-м-м… Выглядит очень аппетитно, спасибо!

Бен улыбнулся ей в ответ:

— Я буду здесь, неподалеку, если вам понадобится что-то еще, мисс Кейти.

— Нет, ты можешь идти! — Голос Натаниэля был вкрадчиво мягким. — Если нам понадобится что-то, мы позовем тебя.

Когда Бен учтиво удалился, Кейти взяла вилку:

— Люди всегда повинуются тебе?

— По-видимому, нет, — промурлыкал он. — Иначе ты сейчас уже лежала бы на кровати подо мной, совершенно обнаженная, и мы общались бы с тобой на уровне, не требующем никаких разговоров.

— В разговорах нет ничего плохого.

— Замечательно. Тогда давай поговорим. Расскажи мне, почему ты всегда носишь коричневое?

— Мне просто нравится коричневый цвет.

Он наклонился вперед, окидывая Кейти проницательным взглядом:

— Почему ты не любишь фотографироваться?

— Не все рождены эксгибиционистами.

— Даю тебе совет, — голос его стал совсем тихим, — когда ты лжешь, смотри человеку в глаза и постарайся хотя бы выглядеть естественно. У тебя, Кейти Филд, есть секреты, как у любого человека. — Он выпил вина, глядя на нее поверх края бокала.

«Нет у меня никаких секретов, — подумала она. — Есть неуверенность в себе. Это разные вещи».

Их взгляды встретились, и Кейти почувствовала, как кровь застучала у нее в висках.

«И у него есть секреты, — продолжала размышлять она. — Причем очень мрачные. Секреты, с которыми он не хочет ни с кем делиться».

Кейти положила вилку:

— Расскажи мне подробнее о том, как ты готовился к роли в «Альфа-мужчине».

Она думала, что Натаниэль откажется, но он, расслабленно откинувшись на спинку стула, стал рассказывать ей о съемках фильма. Натаниэль оказался веселым и остроумным собеседником. Он так точно и с таким юмором описывал ей членов своей команды, что Кейти в какой-то момент обнаружила, что искренне смеется.

Когда со стола были убраны последние тарелки, она не сразу поняла, что Натаниэль так ничего и не сообщил о себе. Весь вечер они беседовали о других людях.

— А теперь расскажите о себе, мисс Болтушка. — Наклонившись, он наполнил вином ее бокал. — Как ты стала художником по костюмам? Школьные спектакли?

— Мое увлечение началось еще до школы. Я всегда любила разглядывать, как одеты люди. Шила платья своим куклам. Мы жили скромно, поэтому я использовала лоскутки и старые пуговицы. А позже ходила по распродажам, чтобы найти то, что мне было нужно для шитья. Мы с друзьями часто играли. Изображали, что мы из Голливуда. — Кейти усмехнулась и сделала глоток вина. — Вроде как мы — работники киностудии. Марта была директором. Она любила руководить. Эмили была королевой драмы, поэтому все самые лучшие роли доставались ей. Салли и Дженни играли те роли, от которых отказывалась Эмили.

И была еще ее сестра, Паула, говорившая: «Я должна быть принцессой. Я самая хорошенькая». Но о Пауле Кейти не сказала ни слова.

— А ты? — поднял брови Натаниэль.

— А я делала так, чтобы все красиво выглядели. В школе я все время рисовала. Когда в школе был выпускной бал, придумала и сшила всем девочкам платья. — Кейти пожала плечами. — Мои родители хотели, чтобы я изучала английский язык в университете, но меня интересовало другое — мир моды, кинематограф и театр. А твои родители хотели, чтобы ты стал актером?

— Я никогда не спрашивал их мнения. — Лицо его было непроницаемым.

— Я читала где-то, что ты уехал из дома в шестнадцать лет, отправившись в Голливуд. Мои родители пришли бы ужас, если бы я заявила им в шестнадцать лет, что хочу пересечь Атлантический океан.

— У меня была возможность, и я воспользовался ею.

— И твои родители не пытались отговорить тебя? — покачала головой Кейти. — Счастливый… Когда я училась в Лондоне, отец с матерью постоянно беспокоились обо мне. Боялись, как бы со мной ничего не случилось. Я не жалуюсь! — поспешно добавила она. — Тебе, конечно, была бы неприятна такая опека.