Знавал я женщин, умевших пить. То есть выпивать, не пьянея. Интересное дело: становились они моими товарищами, даже близкими друзьями, но из категории Женщин мое сознание (или подсознание?) их вычеркивало. Сидим и пьем. И все.

Есть, правда, одна тонкость. «Пьяный» и «выпивший» — не одно и то же. Даже у мужиков. Хотя близко. У женщин — дистанция несравнимо ощутимей. Выпившая — слегка — женщина может быть очаровательной. Мало того, она может, слегка выпив, вдруг СТАТЬ очаровательной — совершенно неожиданно для отвернувшихся было от нее мужчин. И вот уже они бегут обратно, на ходу сбрасывая пальто и возвращая обаяние на лица. Что это? Зацвела сирень, побежало по проводам электричество, зайцы запрыгали, самолеты залетали. Каких-то пятьдесят граммов!

Милые женщины. Выпивайте, прошу вас. По чуть-чуть. И мир будет вращаться вокруг вас. И дары его упадут к ногам вашим. Только не перебирайте, умоляю. Нам — можно. Вам — нет.

Никогда заранее не знаешь, что именно будет тебе вспоминаться из длинного увлекательного путешествия годы спустя — события сами решают, кому из них приходить на память.

Мы возвращались с новогодних каникул, проведенных в Лас-Вегасе, большой компанией. Компания сложилась довольно разнородная, и у каждого в этом городе были свои интересы: кто-то прилетел на выставку электроники (выставок там в это время множество), кто-то — походить по магазинам, кто-то — поиграть. Лично я планировал посмотреть новые представления цирка «Дю Солей» и задачу свою выполнил. Вечерами собирались вместе на ужин, и тут случались накладки. Лас-Вегас и в лучшие годы не блистал изысканной кухней, а тут еще кризис. Товарищи мои, люди в массе своей небедные, но в ресторанных тонкостях не сильно искушенные, выбирали ресторан по принципу «дороже — значит, лучше», и мои деликатные предупреждения по поводу того, что данная система, как правило, не работает, никто не слышал. В результате официанты танцевали вокруг нас балеты, сомелье чмокал губами и закатывал глаза, тарелки и бокалы меняли по десять раз без всякой нужды, торжественно вносились четырехзначные счета, а вот с едой было не очень. В какой-то день мой товарищ Валера Кефт, замечательный клоун из моего любимого спектакля «О» (он, будучи местным жителем, просто не мог на это смотреть), выкрал меня с моей сестрой из компании и отвез туда, где надо есть. На окраине Лас-Вегаса оказался маленький чайна-таун. Туристы — добровольные заключенные отелей и казино — о нем и не подозревают. Там живут артисты и прочий рабочий люд города. Во вьетнамском ресторанчике были накрытые клеенкой столы, дешевые пластмассовые стулья — советская столовая 70-х. Из еды подавали огромную миску супа — лапша, овощи, а дальше хошь — креветки, хошь — курица, хошь — говядина. Стоило это чудо пять долларов. Вкуснее супа я не ел в жизни.

Улетали все в разное время и из разных мест. Мы с моим другом Мишей оказались на пересадке в аэропорту города Хьюстона. Аэропорт был никакой, мы покорно брели к нашим воротам, посадку уже объявили, и вдруг в нос мне ударил фантастический запах — за стойкой маленького бара жарились сосиски, хот-доги. Помоечная, в общем-то, еда. Я не знаю, что со мной произошло. Меня просто притянуло к прилавку. «Мэм, ду ю хэв водка?» — спросил я, затаив дыхание. Огромная роскошная барменша африканских кровей, настоящая Опра Уинфри, посмотрела на меня сверху вниз и с достоинством объявила: «Смирнофф, сэр!» — «Два хот-дога и два шота, плиз!» — выпалил я, готовясь привычно объяснять, что лед в водку класть ни в коем случае не надо. Но чернокожая королева сощурилась и спросила: «Два двойных, я полагаю?» Мудрейшая!

Через минуту мы с Мишей уже сидели в самолете, переживая только что рухнувшее на нас счастье. Но Миша был не готов расстаться с ним так быстро — он, ликуя, продемонстрировал мне пакет, где лежали еще два горячих хот-дога. Когда он успел? Стюардесса, очаровательная японочка, краснея, сообщила нам, что по правилам авиакомпании до взлета разрешено только шампанское, а все остальные напитки — потом. Видя нашу трагедию, она пообещала организовать взлет как можно быстрее. Мы укутали наши хот-доги всем чем возможно, как замерзающих детей. Тепло уходило из них каждую секунду. Я упал в свое кресло (мы сидели в разных рядах) и горько задремал. Как легко испортить праздник!

Я очнулся от легкого прикосновения. Самолет уже вовсю набирал высоту. Надо мной стояла японочка, лицо ее светилось. «Вас приглашают в третий ряд, сэр!» — торжественно произнесла она.

P.S. К моменту, когда вы будете читать эти строки, наверняка еще один идиот устроит в самолете пьяный дебош, наша стремительная Дума примет очередной закон и спиртное в самолетах запретят. Из-за десятерых ненормальных десятки тысяч нормальных будут лишены маленькой радости — все, как мы любим. Придется летать иностранными компаниями. А возвращаться и так уже не очень хочется.

Ну где еще, в какой другой стране люди имеют счастье праздновать Новый год два раза за две недели? В большинстве стран и один-то Новый год не очень отмечают — Рождество главнее. Так у нас Рождество тоже есть, причем аккурат между Новыми годами. Кому в мире расскажешь — не поверят: это ж какая поляна для трех мощных праздников подряд! Не все доходят до финала — есть риск не рассчитать силы. Это, правда, сейчас, когда государство подарило нам каникулы. Мудро — все равно никто ни черта не работал. Хотя на работу ходили. Мучились, а ходили. А Старый Новый год все равно отмечали — куда ж деваться?

Как ни верти, а из детского Нового года всплывает не елка, не подарки под ней — нет — предновогодние запахи стола. Они проецируются на радостное всеобщее ожидание праздника, а праздников-то было — Седьмое ноября, Первое мая и Новый год, самый главный. Отмечали всей коммуналкой, у нас в комнате раздвигали стол, соседи тащили стулья и гладильную доску — класть между стульями, когда не хватало. Стол собирали вскладчину. Сосед дядя Дима нес селедку, окруженную кружочками вареной картошки и припорошенную луком, мама делала фирменный салат: размятый лосось из банки с рисом, луком и майонезом (как я сейчас понимаю — совсем не гурмэ, а тогда нахваливали — ого-го!). Бабушка делала заливного судака, его ставили за окно на мороз, и тертую свеклу с грецкими орехами, чесноком и тем же майонезом. Оливье же вертели общими усилиями, и получался его целый таз. Мне, пятилетнему, до самого Нового года сидеть не разрешали, да с шумными взрослыми было и неинтересно — я уходил под стол, рассматривал ботинки и туфли, пока меня не вытаскивали и не относили в кровать. Зато утром можно было на цыпочках подобраться к холодильнику «Саратов» (все еще спали) и наковырять всего разного до отвала. Странно — есть я в детстве ненавидел, а вкус этих праздничных яств волнует меня до сих пор.

Как-то недавно мой товарищ Гарик Писарский устроил фестиваль оливье. Поводом послужил тот факт, что товарищ его восхищался салатом оливье из одного известного ресторана, а Гарик, напротив, это изделие осуждал. В общем, предложено было товарищу привезти из означенного ресторана оливье, а людям, неравнодушным к этому продукту, приготовить свои варианты — каждому на свой вкус.