И тут вдруг тайные встречи с моим отцом — обычным парнем из Иллинойса, которые грозили выплеснуться в скандал. Родословная Патриции Хардинг не знала мезальянсов, а Говард Хардинг, даже имея отношения с женщинами, все еще надеялся вернуть жену, с которой разошелся из-за собственной гордыни и неприятия ее политической карьеры.

Сейчас я понимаю, что это было сложное время, как для отца, так и для Пэйт. Что бы о ней ни говорили, но она не была из тех людей, кто играл чужими чувствами в угоду своему самолюбию. Мне кажется, для нее встреча с моим отцом стала таким же откровением, как и для него самого. И они оба долгое время не знали, что со всем этим делать. То пытались расстаться, то сходились вновь.

И все же я должна отдать должное своей будущей мачехе. Когда отец отказался от повышения по службе, чтобы это повышение не связали с Патрицией Хардинг, и решил переехать из Сэндфилд-Рока в соседний округ, именно Пэйт пришла к нам в дом и сказала, что она устала сомневаться и хочет быть с ним. Что им стоит попробовать, ведь они, в конце концов, взрослые люди и никому ничего не должны.

Не стоит думать, что это случилось быстро. На их сомнения ушло почти четыре года, а год назад они поженились в соседнем штате, но до сих пор избегали публичности. За это время у нас с Патрицией сложились ровные отношения, не скажу, что они стали очень теплыми, но мы достаточно сблизились, чтобы принять друг друга в жизни отца.

Как жаль, что Кейт была похожа на мать только внешне, а характер и ум унаследовала от своего родителя — сноба Говарда Хардинга. Нам с ней так и не удалось поладить, мы по-прежнему терпеть не могли друг друга, и именно по этой причине наши родители какое-то время после свадьбы продолжали жить на два дома, пока три месяца назад им это надоело. Они решили съехаться и просто поставили нас перед фактом, что последний год перед нашим с Кейт поступлением в колледж, мы проведем все вместе под одной крышей, как одна семья. Потому что, нравится нам это или нет, а так оно теперь и есть.

Мне это не нравилось. И Кейт тоже. Но больше нас не спрашивали, и мы с отцом переехали в дорогой коттедж Патриции на улице Трех кленов. И именно в него мне сейчас предстояло вернуться после школьного дня.

Я села на велосипед, поправила волосы, отбросив их на спину, и поехала. Объезжая машины преподавателей, вырулила на край парковки и вдруг увидела прямо перед собой Мэтью Палмера.

Он стоял возле черного мотоцикла, с рюкзаком на плече и растягивал в руках застежку шлема. Заметив движение, повернул голову и взглянул на меня из-под длинной челки.

Ох, нет. Снова Палмер! От неожиданности руль вильнул в сторону, и я охнула, отпустив одну педаль. На мне были белые кеды и темно-синяя в серую клетку юбка длиной до колена, но ветер подхватил ее край и вдруг высоко оголил бедро.

О, господи! Это просто невозможно! Когда мне кажется, что хуже уже и быть не может, это случается со мной вновь!

От стыда захотелось зажмуриться и втянуть голову в плечи. Где же конец моего сегодняшнего позора?

Выровняв руль и потупившись, как можно ниже, я промчалась мимо парня к воротам школы и смогла выдохнуть только тогда, когда оставила парковку далеко позади.

***

Улица «Трех кленов», престижный район города на зеленом холме, дорогие коттеджи с большими участками, голубые бассейны с прозрачной водой, и респектабельная публика. Улица, на которой никто ни с кем не встречается и никого не видит, потому что все заняты собой.

Я еще не до конца привыкла к этому месту и к самому дому, но за прошедшее лето успела свыкнуться с мыслью, что проведу здесь последний школьный год перед отъездом в колледж, и уже не так сторонюсь окружающей меня дорогой обстановки.

Я подъезжаю к двухэтажному серому коттеджу с большими белыми окнами, сворачиваю на узкую боковую дорожку и оставляю велосипед на заднем дворе. Машина родителей стоит на площадке перед въездом в гараж и это означает, что они дома.

Сняв сумку с плеча, я поднимаюсь на крыльцо и толкаю входную дверь. Войдя в дом, направляюсь через широкий холл к лестнице, чтобы подняться к себе в комнату, но заметив на кухне отца, сворачиваю к нему и замедляюсь на пороге, устало привалившись плечом к деревянному порталу.

— О, Эшли! — отец уже заметил меня и оглядывается. Он стоит у плиты и что-то помешивает в сотейнике. Знакомо улыбнувшись, спрашивает: — Уже вернулась?

— Привет, пап! Да, я дома.

— Отлично, а я тут такую паэлью с жареным цыпленком приготовил для своих девчонок — пальчики оближешь! Иди, мой руки и будем обедать, сейчас и Кейт вернется.

Высокий и крепкий Брайан Уилсон и в дом Патриции принес с собой уверенность и покой. Я всегда чувствовала себя рядом с ним защищенно и надежно, словно он — стена, за которой я укрыта от штормовых ветров. Когда я была младше, было так легко подойти к нему и запросто обнять. Запрыгнуть на спину или повиснуть на шее, и говорить, говорить, о чем захочешь… Тогда я еще ничего не знала о личной жизни взрослых и о том, что любовь бывает не только к ребенку, но и к женщине. И что у разочарования и ревности есть острые коготки, которые, если им отдасться, могут исполосовать душу.

Отец на кухне не один, а в компании жены. И пока он готовит, Патриция в домашней одежде — элегантной белой блузе и атласных брюках, сидит за столом перед рабочим ноутбуком и что-то в нем пишет. Увидев меня, она отвлекается от работы и здоровается:

— Привет, Эшли. Ну, как прошел твой день?

Как? Вспоминать не хочется, но и врать тоже. Дома я предпочитаю до конца оставаться собой. Если бы мне в этом помешали, меня бы здесь не было.

— Тебе ответить честно?

— Конечно.

— Отстой. — Я отбрасываю волосы ото лба и усмехаюсь мачехе. — Хотела бы сказать, что могло быть хуже, но не могло.

Я пожимаю плечом и отхожу от портала. Подойдя к мойке, мою руки и ополаскиваю лицо. На кухне приятно пахнет свежеприготовленной едой, и я с удовольствием втягиваю в себя горячий аромат:

— М-м, вкусно пахнет, пап! Чувствую цыпленок у тебя получился отменный. Я такая голодная, просто жуть! Пожалуй, не буду ждать Кейт. Пообедаете с ней без меня, хорошо?

Я подхожу к шкафу, достаю из него стакан и наливаю себе апельсиновый сок. Кладу в тарелку паэлью. Завязав привычным движением волосы на затылке в узел, беру ломтики хлеба и сажусь за стол. Сегодня с меня достаточно отравления желчью сводной сестры, чтобы испортить себе еще и обед. Ну, уж нет, я собираюсь вскоре побыть одна.

Родители ведут себя необычно — одновременно бодро и настороженно, словно что-то знают, но не уверены до конца, известно ли это мне. Папа снова спрашивает о школе и друзьях. Пробует шутить, что один неудачный день — это всего лишь цифра на календаре, которую следует зачеркнуть и забыть. Главное его девочке не наделать ошибок и продолжать с надеждой смотреть в свое будущее. В котором обязательно, если я захочу оглянуться на сегодняшний день, мне все покажется смешным и глупым.