Неждан смотрел на свое будущее просто. Он знал, что после того, как Надежду выдадут замуж с богатым приданым, остальное отцовское достояние перейдет к нему. И конечно, он станет таким же известным мастером, как оружейник Пересвет. Так зачем ломать голову над какими-то буквами, из которых непонятным образом складываются слова и целые строчки.

Но Зоря не давал ему покоя. И у Неждана родилась хитрая мысль. «Все равно Зорька не отступится, так лучше я соглашусь и попрошу дядю учить нас обоих. А спустя время отстану, скажу, что ничего не разумею. Он меня освободит и Зорьку станет учить одного».

И вот Неждан попросил монаха учить грамоте его и Зорю. Геронтий обрадовался.

– Это сам господь внушил вам таковое желание, чада мои возлюбленные! – горячо воскликнул он. – Словеса книжные суть реки, напояющие Вселенную, и сладостно тому, кто может пить живую воду из сих рек. Рад я, воистину рад, дети мои, и, не тратя времени, сразу приступлю к обучению вашему.

Неждан попытался на этот раз увильнуть от занятия, но монах был непреклонен. Он заставил ребят стать на колени перед иконой и прочитал молитву перед учением.

Зоря и Неждан повторяли за ним слова.

Геронтий снял с полки огромную книгу в кожаном переплете с медными застежками, раскрыл ее на первой странице.

– Се – псалтырь Давидова! – торжественно объявил он ученикам.

– А что означает псалтырь? – спросил Зоря.

– Собраны в ней псалмы – сиречь песнопения, составленные в древние времена мудрым царем Давидом.[55]По ней учат отроков грамоте. По этой псалтыри учил и меня в старое время блаженной памяти инок Филофей. Он и оставил мне в наследие эту драгоценную книгу. Так-то, отрок Иувеналий…

Монах называл ребят только их крещеными именами.

Зоря с суеверным почтением смотрел на громадный фолиант,[56]переживший несколько поколений читателей.

«Вот наберусь я премудрости, когда осилю всю эту книжищу»! – радостно думал он.

А Неждан раскаивался, что уступил просьбам Зори.

«Сей час на Днепр побежали бы купаться, а теперь сиди в душной келье…»

Геронтий достал указку и приложил ее конец к первой строчке.

– «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста», – громко нараспев прочел учитель, ведя указкой по буквам.

Объяснив юношам смысл этого изречения, Геронтий начал разлагать первое слово, называя каждую букву.

– Буки, люди, аз – бла; живете, есть, наш – жен…

Несколько раз повторил учитель свои объяснения, и смышленый Зоря понял наконец, как из отдельных букв складываются слоги. Но у Неждана в мыслях было совсем другое, и поучения наставника до него не доходили.

Зоря повторил за Геронтием слово, составленное из слогов, и нетерпеливо воскликнул:

– Дальше показывай, отче святый!

– Ишь ты, какой прыткий! – добродушно заворчал монах. – Дальше ему подавай! Всю азбуку за один присест хочешь выучить? Так не творится. На первый раз довольно с тебя и шести букв. Василий и того не затвердил.

И он терпеливо принялся учить Неждана.

Заканчивая урок, монах сказал:

– На следующее воскресенье принесете куски гладкой бересты и стилосы.[57]Буду учить вас писать буквы.

Зоря ушел из монастыря в восторге, а Неждан, ероша свои льняные волосы, недовольно бурчал:

– Не было у бабы заботы, купила порося…

На другой день Зоря поднялся чуть свет и побежал к реке. На прибрежном сыром песке он чертил выученные накануне литеры, с необычайной отчетливостью стоявшие у него перед глазами. Парень писал, стирал и снова писал, в самозабвении повторяя:

– Буки… Живете… Люди… Аз…

Потом Зоре пришла в голову новая мысль, и он стал писать по две буквы рядом и складывать из них слоги. Получалось неблагозвучно:

– Буки, люди – бл; живете, наш – жн; наш, люди – нл…

И вдруг вышло так хорошо, что Зоря даже захохотал от удовольствия:

– Буки, аз – ба; люди, аз – ла…

– Ба! Ла!.. – дурачась, закричал парень в речной простор, и эхо противоположного крутого берега послушно откликнулось: – Ба… а, ла… а…

Зоря догадался, что буква «а» обладает каким-то особым свойством, чем-то отличается от «б», «ж», «н». Юноша еще не знал, что она означает гласный звук, но уже понимал, что этот звук можно тянуть, петь. А потом оказалось, что можно петь и «е». Зоря как одержимый кричал в днепровскую даль:

– А! Е! А! Е!..

На берегу показался народ, хозяйки шли с бадейками за водой, девчонки гнали поить коров, и Зоря угомонился. Он разровнял площадку и снова принялся писать буквы, на этот раз сразу по три. И вдруг – о чудо! – после многих бессмысленных сочетаний перед ним появилось слово. Да, слово!

– Люди, есть, наш… Лен!

Зоря онемел. Он не верил своим глазам. Да, то, что появилось на песке, означало лен, тот самый лен, о котором пелись песни, который мужики сеяли на поле, а бабы дергали, мочили, трепали, сучили и из ниток ткали полотно…

Около Зори появилась сестра.

– Что ты тут делаешь? – подозрительно спросила она.

И он с удивлением, еще не веря себе, почему-то шепотом сказал:

– Лен… Светланка, видишь – лен!

– Какой лен? Где? – удивилась девушка.

– Я написал «лен»! – уже во всю мочь крикнул Зоря и, не в силах сдержать восторга, как был, в рубахе и штанах, бросился в воду и поплыл на середину Днепра.

– Братеня, ты совсем безумный стал! Вернись! – закричала Светлана и строго добавила: – Таскай воду в огород, а то огурцы совсем посохли.

Девушка и в самом деле не могла понять, чем восхищается брат и почему он видит лен в крючках и загогулинах, выведенных на песке.

Зоря послушно принялся за домашние дела, но радость переполняла его. Он с нетерпением ждал следующего воскресенья, а дни, как нарочно, тянулись невыносимо медленно. Каждое утро Зоря вставал раньше всех, бежал к реке и покрывал песчаный берег бесчисленными соединениями знакомых букв. Теперь он уже не кидался вниз головой в реку, когда вдруг появлялись слова со значением: «жал», «жена»…

В порыве великодушия юноша предложил сестре: