Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем вам полиция? Кинематограф наплодил тупых ментов, на самом деле они соображают неплохо, когда хотят, и быстро вычислят, что вы меня прячете. Мы без них обойдемся…
— Боишься, нечаянно сдам тебя? — раскусил его Юрий Петрович. — Вы думаете, все, кому за шестьдесят, страдают старческим кретинизмом…
— Вы не так поняли! — дал задний ход Глеб, но того понесло:
— Вы, молодежь, нахальные, неумные, невежественные, поэтому попадаете в нелепые ситуации, часто угрожающие вашей жизни. У тебя микросхемы в черепушке не в порядке, иначе ты не занимался бы любовью в парке. Для этого кровать придумали. Неужели в твою ослиную башку не пришло, что в парке ночью полно всякой швали?
— Юрий Петрович! — взметнул Глеб вверх руки, ударившись ими о крышу авто. — Желание уединяться на природе с девушкой и тем более заниматься сексом у меня пропало на веки вечные. Только за высоким забором, в доме с крепкими стенами, с окнами, закрытыми ставнями, и в полной темноте… если не стану импотентом после всего.
— Молчать, — ухмыльнулся тот, покручивая руль. — Лучше слушай умных людей типа меня. Еще повезло, что живым остался, могло быть хуже. Теперь по поводу полиции. У тебя ничего нет — ни подозреваемых, ни мотивов, ни улик, ни версий, чтобы искать убийцу самостоятельно. Поверь, это не так просто, как в ваших заграничных киношках показывают. Полиция на место убийства попала сразу по горячим следам, возможно, они нашли что-то, помимо твоих отпечатков. У них есть пусть плохая, но техника, есть специалисты, опыт. Они практики! Или тебе неинтересно, что думают сыщики, в каком направлении работают?
Что за вопрос! Жизненно необходимо. Но Глеб молча смотрел в окно, глубоко вдыхая встречный ветер, который неплохо проветривал голову. Не успокоил его Юрий Петрович, старикан это понял и толкнул парня в бок:
— Не бойся. Мне всего шестьдесят четыре, до маразма еще лет десять. Короче, полицейским ищейкам меня не провести, они не узнают, где ты прячешься. К счастью, мои друзья живы, а у них тоже есть друзья, мы найдем выход на сыщиков и осторожненько выясним, что им известно.
Глеб ничего не сказал, не верил он в «осторожненько выясним», но в его положении харчами не перебирают. Если бы, открыв глаза, он увидел не сегодняшнее утро, а вечер, когда взял Дину за руку и увел из клуба, его жизнь могла получить продолжение, какое он заложил в долгосрочную программу. Но все изменилось без него. Нелепо: от Глеба ничего не зависело, ничего! Так не бывает, казалось ему раньше, человек сам кует свою судьбу сверху донизу, на практике — не всегда. Ночь убийства Дины стала тяжелым испытанием, которое только начиналось. И где-то у самого сердца завелся червяк сомнения, сигнализируя: та ночь не закончится никогда. Или закончится вместе со смертью. Его, Глеба, смертью. А это совсем не вдохновляющий фактор.
* * *
— Черт, черт, черт! Боже мой… Боже…
Нику заклинило на трех словах, которые она произносила механически, держась за голову руками, как в театральной постановке.
— Не отчаивайся, — сказала Лидия Даниловна. — Это не самое страшное, что может произойти в жизни, поверь.
Она живет в одном доме с Никой, утром подбросила к студии и зашла взглянуть на последние работы, а тут такое! Лидия Даниловна заняла единственный резной стул под старину с высокой спинкой и время от времени поглядывала на часы, ей ведь тоже нужно на работу.
— Катастрофа! — добавила Ника новое слово к трем предыдущим.
— Успокойся. Ты уже ничего не изменишь, смотри с этой точки зрения на происшествие и думай, как все исправить.
Лидия Даниловна старше на двадцать пять лет и… она настоящая — разве это не исчерпывающая характеристика? Без понтов, добавила бы еще Ника, обожавшая снимать ее не только из-за красоты, встречающейся в этом возрасте крайне редко и которую называют благородной. У Лидии Даниловны глаза, лицо, движения наполнены смыслом, отсюда снимки никогда не бывают бессодержательными. Ника звала ее коротко — Лидан. Разумеется, не подругой была для нее Лидан — слишком разные весовые категории, тем не менее между ними установилась прочная связь, как сейчас говорят, на тонком плане.
— Столько работы! — не успокоилась Ника. — И все к черту, все!
Она собиралась разреветься, когда в студию вошел Эдик, при нем рыдать — еще чего! Ника позвонила ему, она обязана была сообщить, что вчерашняя работа накрылась медным тазом, нужно переснять девчонок, следовательно, съемки на природе отменяются. Но не думала, что он притащится сам (его только тут не хватало)! Ей и так плохо, но, увидев Эдика собственной персоной, стало хуже. Однако он — источник дохода, причем немаленького, и Ника завязала злость в узел, при этом села на кубик спиной к нему. Ей с ним еще работать и работать, зачем же восстанавливать против себя?
Эд понял все без слов. Он скользнул взглядом по висевшей одежде — с его стороны было неосмотрительно оставлять в студии дорогой товар, но ведь ничего подобного никогда не случалось. Здание охраняется, не так-то просто вынести отсюда что-либо ночью. Достаточно было беглого взгляда, чтобы определить: одежда цела, обувь… тоже на месте. Эд бесшумно и с облегчением вздохнул, ради этого барахла, за которое ему не расплатиться, он примчался на вопль из телефонной трубки.
— Полицию вызвала? — осведомился он. Получив от Ники утвердительный кивок, Эд подошел к столу, где стоял системный блок компьютера, и спросил: — Что унесли?
— Все цело, — ответила Ника, не оглянувшись. — Только… винт…
Да, вынули винчестер, точнее, выдрали.
— Странное ограбление, — сказал он. — Вещи не тронули, а каждая стоит… Значит, взяли только винт? Почему?
Очередной раз взглянув на часы, Лидан засобиралась:
— Мне пора. Ты уж прости, Ника. — Она дошла до двери, но вдруг вернулась. — Мне кажется, кому-то понадобилось то, что есть на жестком диске. Подумай, Ника, что это за информация, тогда, возможно, ты вычислишь, кого она интересует. До вечера.
Сейчас Ника ни о чем не могла думать, кроме как о потерях. С жестким диском у нее украли красивую, облюбованную мечту, с которой ложилась в постель и поднималась утром, с ней жила она дни напролет. Девчонок можно переснять, а серия снимков для выставки — невосполнимая утрата, потому что не подлежит восстановлению. Ценнейшие кадры остались на жестком диске.
— О, боже, боже, какая я дура, — ударилась она в запоздалое раскаяние.
— Почему? — заинтересовался Эдик, так как в интонации Ники прозвучала уверенность, будто она знает причины налета на студию, речь-то велась об этом.
— Вчера я работала допоздна, — неожиданно разговорилась убитая горем хозяйка. — Щелкнула дверная ручка, ты знаешь, как она щелкает…
— Знаю. И что?
— Я думала, это охранник, позвала его по имени, но за дверью был кто-то другой, он убежал… Значит, потом вернулся! Сколько раз мне говорили: не храни информацию на одном компьютере, не храни! Почему я не слушала? Почему я такая тупица?