У молодой жены Аудуна начались роды.

Руслана родила Аудуну сына – здорового, крепкого мальчишку, такого огромного, что просто дивно, как он вышел из маленькой хрупкой матери, не причинив ей особого вреда. Повитухи посоветовали Руслане отнести богатые требы Роду и роженицам[49]за столь счастливое избавление от бремени.

Ребеночек уродился смугленький и темноволосый.

– Наша порода, – заявил Путята, увидев внука, и его суровые глаза увлажнились.

Аудун по обычаю окропил сына водой, приложил к нему свой меч, заявив, что сделает из своего младшенького настоящего воина, а потом вынес ребенка к людям. Имя же сыну позволил дать посаднику – это было и уважение, и верный признак расположить к себе тестя. Путята просиял, назвав внука по своему родовому имени – Взимок.

В честь рождения ребенка и благополучного исхода родов. У жены Аудун закатил пиршество на несколько дней. Это позволило Стеме и Светораде побыть какое-то время вместе, но после празднества воевода Нечай отвел Стрелка в детинец. Нечего под боком у жены отлеживаться, пусть послужит, а там, если проявит себя, и на побывку отпустят.

Нечай уже знал, как поступить с новым гриднем. Несмотря на то, что парень был молод и новичок в Ростове, воевода оценил его воинский опыт, как иной кузнец по крице-заготовке определяет, какой клинок из нее получится, и не намерен был держать Стрелка на вторых ролях. Вот Нечай и определил пришлого десятником, причем дал ему под руку наиболее нерадивых и неопытных воинов.

Подчиненные Стемы, конечно, не возрадовались, что их отдают под команду чужаку. Все уже прознали, как лихо он из лука бьет, как крепко со Скафти на копьях сошелся, но все равно новый старшой не казался им значительным: и ростом не вышел, и молоко еще на губах не обсохло. К тому же Стрелок больше походит на бродягу и смотрится простым умным рядом с подчиненным ему воином Власом – давним дружинником ростовского войска, прибывшим сюда из самого Новгорода и не одну зиму прожившим в детинце ростовском. Однако Влас удержался тут не из-за какой-то особой лихости, а как раз, наоборот, умением не высовываться. Причем воинская выправка и добротное вооружение Власа указывали, что он был не из бедного новгородского рода – его секира с богатой посеребренной насечкой на топорище могла и князю подойти, однако Влас нечасто пускал ее в дело, хотя и носил с таким важным видом, что вызывал у окружающих желание поклониться ему в пояс.

Стема сразу же обратил внимание на этого Власа, когда подвластный ему десяток выстроился за углом дружинной избы, в стороне от остальных упражняющихся на майдане[50]кметей. Воевода Нечай, представив нового десятника подчиненным, сказал, обращаясь к парню:

– Вот твои соколики. Справишься – пошлю на объезд по реке Которосли. Мне лишнее копье[51]умелых витязей в дружине как раз кстати будет. Ну а не совладаешь – подумаем еще, как поступить с бывшим воином Держислава Вятического.

Стема разглядывал своих подопечных. Пятеро явно из мерян – невысокие, скуластые, черты лица невыразительные, полушубки у всех с меховыми башлыками. Оружие у мерян плохонькое, у одного даже обычная дубина с кремневыми вставками вместо привычных стальных шипов. Все воины смотрятся этакими задирами, глядят волком, ну а какие они в деле… позже познается. Хотя и так ясно, что не самые ярые: воинской выправки у них явно не хватает, доспехи так себе, стегачи[52]не штопаны, ветошью и лохмотьями висят, оружие не наточено, у луков даже тетивы скинуты, будто лук – это простая палка.

Знакомство с новыми подчиненными Стрелок начал с выговора. Дескать, воями[53]они не особо смотрятся – таких не то, что набежчику одолеть, простому мужику с маломальской сноровкой ничего не стоит обломать. Потом Стема отправил троих подчиненных в кузню ровнять клинки, иным приказал нашить бляхи на мятые кожаные безрукавки, а горделивого Власа заставил спрятать подальше в сундук длинный бобровый опашень[54]и обрядиться в простой кожушок, в каком сподручнее будет упражняться на стрельбище. На стрельбище же он повел их сразу, как только тетивы были натянуты на луки и раздобыты завалявшиеся под лавками тулы[55]со стрелами. Заставил упражняться, и вскоре мишени и стоявшие за ними стенки частокола были сплошь утыканы стрелами, как ежи. Не уступил, когда один из воев заругался, что рук уже не чувствует, а Влас рев поднял, возмущаясь, что его, ростовского удалого кметя-секироносца, к луку приставили, как мерянку-охотницу из лесов.

– Я воин, а не мерянин, который у бобров разрешения на выстрел испрашивает. А ты меня… Эх, ты удаль мою лучше с секирой проверь.

– Удалью ты еще сможешь похвалиться, – спокойно отозвался Стрелок. – А пока мне сдается, что секира твоя не так хороша, как подобает побывавшему в сече оружию. Ну а что до мерянского обычая просить у бобра позволения убить его… Меряне, они бобров чтят по древнему покону,[56]а вот ты, даже если бы лесные строители плотин и позволили бы тебе сбить какого из них стрелой, вызвал бы только смех, потому как неумелый стрелок.

Стема указал на торчавшие в тыне за мишенями стрелы с щегольским красноватым оперением – все из тула Власа были. Так и сбил он спесь с важного новгородца, а заодно похвалил мерян, оказавшихся неплохими стрелками. Может, именно поэтому кто-то из них решил помочь новому старшому, когда Влас задумал лихое против молодого десятника. Уже после вечерней трапезы, когда Стема собирался идти в оружейную избу, чтобы поглядеть, как его вой хранят обмундирование, к нему. Подошел Кима и, отозвав в сторонку, шепнул, что ему поведали, будто нового десятника ждет «темная», дабы не зарывался шибко. И Кима многозначительно кивнул в сторону оружейной избы.

Стема поблагодарил и неспешно отправился туда, где его ждали. В местах, где он служил ранее, зарвавшихся воинов порой наказывали, ну и тут, видать, те же порядки. Поэтому, идя в оружейную, он прихватил с собой фонарь, в котором за роговыми пластинами светил огонек свечи. По дороге вспоминал, что успел увидеть в оружейной: лари с доспехами вдоль стен, развешанное на бревенчатых стенах оружие, тяжелая матица[57]вдоль всего строения.