После кастинга Кауффман и Крэйн благоразумно отошли в сторону, наблюдая, как их новая труппа актеров взаимодействует между собой, и были поражены атмосферой сцен, в которых играли Дэвид Швиммер и Дженнифер Энистон. В них была какая-то завораживающая, неописуемая смесь влечения и отвращения, нежности и жестокости, чего они никогда раньше не видели. В воздухе царила атмосфера предвкушения, а на студии были пустые места, которые могли быть заполнены зрителями. Моники и Джо больше не было в планах, но как насчет Росса и Рэйчел? Кауффман и Крэйн знали, что для них нужно сделать больше совместных сцен, и переосмыслили центральную романтическую сюжетную линию шоу в пользу Росса и Рэйчел.

Пилотный эпизод, который теперь носил название «Шестеро одиночек», был снят на студии Warner Bros. в начале мая. Это было всего через четыре месяца после землетрясения в Лос-Анджелесе магнитудой 6,7, и земля все еще иногда дрожала от неожиданных афтершоков. В ночь съемок пилотного эпизода Кевин Брайт испытал облегчение от того, что Джеймс Берроуз курирует съемки. Он был настолько профессионален, что на площадке уже почти не боялись того факта, что от этого двадцатидвухминутного фрагмента зависит абсолютно все.

Берроуз был невероятно быстр – то, против чего не раз выступали Брайт и его коллеги, – и он убедился в том, что хочет снять легкую, остроумную и энергичную версию сценария. Тон эпизода соответствовал главному постулату Берроуза: гнев никогда не бывает смешным. Гнев только отвлекал от комедии. Состояние фрустрации обладало комедийной силой, которой никогда не было у гнева, и суть заключалась в том, чтобы всегда оставаться на стороне фрустрации, а не гнева.

Берроуз, единственный настоящий профессионал в ситкомах среди всей творческой команды, был озабочен тем, как бы не испортить шутки. Несмотря на то что в перерывах между сценами зрителей будет развлекать стендап-комик, восторг от частых повторяющихся дублей одной и той же сцены будет затухать. Берроуз учился на театральном опыте. Он считал, что, если вы хотите увидеть второй дубль, вы должны купить второй билет, и он режиссировал в соответствии с этим убеждением. Тем не менее процесс с перестановкой камер и освещения был настолько медленным, что некоторые зрители расходились до того, как съемка была завершена.

Пилотный эпизод четко и ненавязчиво изложил многое из того, что было задумано. Сериал начался в самом ярком месте социальной жизни, в «Центральной кофейне». (Позже Фиби смотрела на вывеску, широко улыбалась и говорила: «О, я только что поняла!») Каждому из шести главных героев была предоставлена краткая возможность представиться. Чендлер поделился кошмаром, приснившимся ему прошлой ночью. Во сне он был в школе, стоял в столовой и вдруг понял, что он совершенно голый. Хуже того, вместо его пениса был телефон: «И вдруг этот телефон начинает звонить, снимаю трубку, а там президент. Очень странный сон, очень, ведь президент мне никогда не звонит!» («Тебе нужно только одно – терапия», – именно такую фразу должен был сказать один из героев Чендлеру в первоначальной версии пилотного эпизода.)

Росс, мрачный как туча, входит в кафе. Джо замечает его и предлагает краткое резюме текущего психического здоровья Росса: «От такого „привет” повеситься можно». Росса недавно бросила его жена Кэрол, которая поняла, что является лесбиянкой, и его друзьям любопытно, как он мог этого не замечать. «Как я мог знать, если она сама не знала?» – отвечает он.

Чендлер, уже отличившийся своими наклонностями эдипова комплекса и страхом кастрации, видит в истории Росса и Кэрол еще одно напоминание о своих романтических неудачах: «Иногда я так жалею, что я не лесбиянка… я что, это вслух сказал?» Росс и Чендлер показаны тревожными невротиками, причем Росс оплакивает потерю своей романтической жизни, а Чендлер признает, что у него никогда не было ничего подобного. Последние в компании: сестра Росса, Моника, с трепетом готовящаяся к свиданию, и эксцентричная Фиби. (В первоначальном варианте сценария Моника начинает эпизод с фразы о том, что она никогда больше не хочет ходить на свидания, а затем все же решается, когда Фиби предлагает одолжить ей черное платье.)

Росс постепенно прекращает рассказывать о своих трудностях, о которых, как мы понимаем, его друзья слышали уже не раз, скромным выводом: «Я хочу по-прежнему быть женатым». И в этот самый момент появляется последний член шестерки со свадебной фатой, которая ложится на обнаженные плечи. Рэйчел Грин (Дженнифер Энистон) теперь является воплощением свадебной мечты Росса, невестой, вызванной из глубин его души, которая может сделать его снова счастливым в браке. (Чендлер замечает Рэйчел и, надеясь на такую же удачу, говорит: «А я хочу миллион долларов!») В первоначальном сценарии «Бликер-стрит» тоже была влюбленность Росса в Рэйчел, но она была второстепенной сюжетной линией, а на первый план выходили неудачные свидания Моники и Рэйчел, внезапно пополнившей ряды одиночек. Теперь, когда Энистон и Швиммер были в основном актерском составе, а химия между ними четко ощущалась, их линия заняла главное место.

Следующая сцена – мастер-класс по плавному и эффективному повествованию, краткая история любви, скрытая в оборках свадебного платья Рэйчел. Шоу стало сенсационным благодаря использованию реквизита как физического выражения мимолетных или эмоциональных настроений героев, и это сразу можно заметить в изощренной пошлой шутке. Когда Росс, спотыкаясь, пытается поздороваться с Рэйчел, его зонтик случайно раскрывается. Волнение Росса не поддается контролю, оно видно всем и служит источником легкого смущения. Мы мгновенно все понимаем без слов, это передается исключительно через физическую комедию[24].

Рэйчел оказалась старой школьной подругой Моники с Лонг-Айленда. (Первоначально ее фамилия должна была быть Роббинс, а не Грин.) Рэйчел должна была выйти замуж за Барри (Митчелл Уитфилд), своего дантиста, но вид соусника помог ей в последнюю минуту решить, что жизнь в браке совсем не для нее. Она с Моникой давно не общалась. Моника отмечает, что ее не пригласили на свадьбу, и подруга, сморщившись, признает это. Но когда Рэйчел поняла, что хочет сбежать от своей жизни, она сразу же подумала о Монике.

Рэйчел и Росса показывают двумя ранеными, но близкими по духу, спасающимися бегством или полностью исключенными из рая супружеской жизни. Вскоре Рэйчел оказывается в квартире Моники и звонит отцу, чтобы объяснить свое опрометчивое решение: «Представь, что тебе всю жизнь твердят: „Ты галоша, ты галоша, ты галоша”. Но однажды ты просыпаешься и говоришь себе: "Все, хватит, больше я вам не галоша! Отныне я… шляпа!"»

Рэйчел считают испорченной еврейско-американской принцессой, которая вот-вот перескочит с попечения отца на попечение мужа, но она вдруг делает паузу, сомневаясь. Она продолжает говорить отцу, что, возможно, больше не нуждается в его деньгах, но сразу же все осознает и, потрясенная самостоятельно созданной пропастью, говорит: «Подожди, я сказала: может быть!»