- Если яхта доставила им вооружение и взрывчатку, значит операция планировалась заблаговременно, - задумчиво сказал Питер. - И чертовски хорошо планировалась.

Он снова почувствовал уколы возбуждения, фигура врага начинала приобретать очертания, зверь становился яснее, но в то же время уродливей и отвратительней.

- Вы пропустили их имена через компьютер? - спросил он.

- Ничего, - кивнул Паркер. - Либо никаких данных о них нет, либо имена и паспорта поддельные...

Он замолчал, так как на экране, изображающем контрольную башню, началось какое-то передвижение; по второму микрофону послышался голос. Голос звучал слишком высоко, и техник быстро произвел необходимые приспособления. Голос женский, свежий, чистый молодой голос, говрила женщина по-английский с еле заметным западно-американским акцентом.

- Контроль Яна Смита, говорит офицер, командующий группой "Армии борьбы за права человека", которая захватила "Спидберд 070". Примите сообщение.

- Контакт! - выдохнул Питер. - Наконец-то контакт!

На малом экране Колин Нобл улыбнулся и искусно перевел сигару из одного угла рта в другой. "Пирушка начинается", - заявил он, но голос его прозвучал остро, как лезвие бритвы, и этого не мог скрыть веселый тон.

Трое членов экипажа были удалены из рубки и заняли освободившиеся места четверки.

Ингрид превратила рубку "боинга" в свой штаб. Она быстро просматривала груду паспортов, отмечая на схеме размещения пассажиров самолета имя и национальность каждого.

Дверь в кухню оставалась открытой, и, если не считать гудения кондиционеров, в большом самолете было совершенно тихо. Разговоры в салонах были запрещены, а по проходам непрерывно ходили коммандос в красных рубашках, чтобы поддерживать этот запрет.

Установили также распорядок пользования туалетом: пассажир должен вернуться на свое место, прежде чем другому позволено будет встать. Двери туалета должны все время оставаться открытыми, так чтобы коммандос видели вошедшего туда.

Несмотря на тишину, в самолете царила напряженная атмосфера. Мало кто из пассажиров спал - в основном дети, остальные сидели неподвижно, с напряженными осунувшимися лицами - со смесью ненависти и страха следили за своими похитителями.

В рубку вошел Анри, француз.

- Отводят броневики, - сказал он. Стройный, с очень юным лицом и мечтательными глазами поэта. Он отрастил провисшие светлые усы, которые казались неуместными у него на лице.

Ингрид взглянула на него. "Ты очень нервничаешь, cheri [Дорогой (фр.)]. - Она покачала головой. - Все будет в порядке".

- Я не нервничаю, - напряженно ответил он.

Она добродушно усмехнулась и погладила его по щеке. "Я не хотела тебя обидеть. - Она притянула к себе его лицо и поцеловала, глубоко просунув язык ему в рот. - Ты доказал свою храбрость - часто доказывал", прошептала она.

Он со стуком опустил пистолет на стол и потянулся к ней. Три верхние пуговицы ее красной хлопчатобумажной кофты были расстегнуты, и она позволила ему просунуть руку и нащупать ее груди.

Тяжелые и круглые груди; он задышал тяжело, касаясь сосков. Соски сразу напряглись, но когда он свободной рукой потянулся к молнии ее брюк, она грубо оттолкнула его.

- Позже, - резко сказала она, - когда все будет кончено. - И, наклонившись вперед, приподняла краешек одеяла, закрывавшего ветровое стекло рубки. Солнце светило очень ярко, но ее глаза быстро привыкли, и она увидела ряд голов в шлемах над парапетом обсервационного балкона. Значит, войска тоже убирают. Пора начинать переговоры - но она позволит им еще немного покипеть в собственном соку.

Она встала, застегнула пуговицы кофты, поправила на шее фотоаппарат, еще немного задержалась у выхода, поправляя светлую массу золотистых волос, - потом медленно прошла по всему проходу, останавливаясь, чтобы поправить одеяло на спящем ребенке, внимательно выслушать жалобы беременной жены техасского нейрохирурга.

- Вас и детей первыми выпустят с самолета, я вам обещаю.

Дойдя до лежащего бортинженера, она наклонилась к нему.

- Как он?

- Сейчас спит. Я сделал ему укол морфия, - ответил толстый маленький врач, не глядя на нее, чтобы она не увидела ненависть в его взгляде. Раненая рука была поднята, чтобы остановить кровотечение, она неподвижно торчала в коконе из повязок. Казалась странной короткой, и на белых бинтах алела просочившаяся кровь.

- Вы хорошо действуете, - она коснулась его руки. - Спасибо. - Он удивленно взглянул на нее, и она улыбнулась - такой сверкающей милой улыбкой, что он начал оттаивать.

- Это ваша жена? - негромко, так, чтобы слышал только он, спросила Ингрид, и он кивнул, глянув на пухлую маленькую еврейку в соседнем кресле. - Я постараюсь, чтобы она была в числе первых, кто выйдет с самолета, пообещала она, и его благодарность была трогательной. Ингрид встала и двинулась дальше.

Рыжеволосый немец стоял в начале туристского салона, рядом с занавесом второй кухни. У него напряженное осунувшееся лицо религиозного фанатика, темные горящие глаза и черные длинные, до плеч, волосы. Из-за шрама поперек верхней губы казалось, что он постоянно улыбается.

- Курт, все в порядке? - спросила Ингрид по-немецки.

- Жалуются на голод.

- Покормим через два часа - но не так много, как они ожидают, - и она презрительным взглядом обвела салон. - Толстые, - негромко сказала она, большие толстые буржуазные свиньи. - Она прошла за занавес и приглашающе взглянула на Курта. Тот сразу прошел туда, задернув за собой занавес.

- Где Карен? - спросила Ингрид, пока он расстегивал пояс. Ей очень это нужно, возбуждение и кровь воспламенили ее.

- Отдыхает - в конце салона.

Ингрид расстегнула пуговицу шорт и потянула вниз молнию. "Хорошо, Курт, - хрипло сказала она, - но быстро, очень быстро".

Ингрид сидела на месте бортинженера, за ней стояла темноволосая девушка. Поверх красной кофты на ней был надет патронташ, а на берде висел большой уродливый пистолет.

Ингрид поднесла микрофон ко рту и заговорила, одновременно пальцами другой руки расчесывая золотистую путаницу своих прядей.

- ...Сто девяносто восемь граждан Британии. Сто сорок шесть американцев... - Она читала список заложников. - На борту сто двадцать две женщины и двадцать шесть детей в возрасте до шестнадцати лет. - Она говорила уже около пяти минут, но вот смолкла, поерзала в кресле и через плечо улыбнулась Карен. Темноволосая девушка ответила ей улыбкой и протянула свою узкую руку, чтобы погладить Ингрид по голове.

- Мы записали ваше сообщение.

- Зовите меня Ингрид. - Она улыбалась в микрофон, и улыбка ее стала злой. Наступило молчание, диспетчер в башне приходил в себя от шока.

- Принято, Ингрид. Есть у вас еще сообщения для нас?