Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пережитые потрясения – тяжелая болезнь и государственная измена – превратили Елизавету I из ранимого ребенка и жертвы обстоятельств в проницательную взрослую женщину, умеющую находить преимущества в любых обстоятельствах. Население искренне радовалось выздоровлению Елизаветы, и в ознаменование этого события были выпущены памятные монеты. С тех пор и до конца своего сорокапятилетнего правления она всегда показывала миру – любовникам и соперникам, протестантам и католикам – то лицо, которое они хотели увидеть. Они созерцали иллюзию (simulacrum, это слово как раз вошло в обиход в Англии в то время) вместо уродливой реальности. Притворство и лицедейство стали главным инструментом правления Елизаветы.
Примерно в то же время у королевы сложился тот распорядок дня, которого она придерживалась до конца жизни. По утрам она подолгу одевалась – фрейлины часами кропотливо затягивали шнуровки и закалывали булавки на платьях Ее Величества. Она обладала острым модным чутьем и носила рубашки из самого тонкого полотна, а также съемные манжеты на запястьях, защищающие платье от пота. Елизавета самостоятельно мылась не чаще одного раза в месяц – все остальное время Ее Величество мыли и приводили в порядок служанки. Отсутствие регулярной гигиены неизбежно влекло за собой проблему неприятных запахов. Чтобы замаскировать их, Елизавета и ее придворные носили пропитанные ароматными маслами саше и прикалывали к одежде засушенные цветы. Зубных щеток тогда не было, и она не чистила зубы, поэтому позднее страдала от многочисленных стоматологических проблем и подкладывала в рот тряпичные подушечки, чтобы щеки не казались впалыми. Королева не носила нижнего белья. В попытке очернить Елизавету пропагандисты-католики заявляли, что ей это и не нужно, поскольку у нее никогда не было менструаций. Но ее домашние счета свидетельствуют об обратном – в них упоминаются отрезы льняной ткани, которые она использовала в качестве гигиенических прокладок.
В молодости Елизавета носила мягкие бархатные туфли, позднее туфли из испанской кожи, а в свои шестьдесят – елизаветинскую версию высоких каблуков. Удобство всегда имело для нее большое значение. Дневные часы она обычно проводила в личном кабинете в своих покоях, где занималась делами и нередко обедала и ужинала. Внушительный кабинет украшали хрустальный фонтан и фреска Ганса Гольбейна Младшего. За безопасность отвечали капитан гвардии, лорд-камергер и двое старших слуг. Все это вполне соответствовало традициям. Но были и нововведения: в кабинете при королеве находились еще шесть или семь женщин, и кроме того, три или четыре женщины прислуживали в спальне. Помимо них королеву окружало еще некоторое количество женщин более низкого ранга, а в королевской спальне дежурили шесть фрейлин. Елизавета тщательно выбирала каждую из них и давала подробные распоряжения относительно их обязанностей.
В личном кабинете Елизавета могла обедать без чужого пристального внимания, без формальностей, речей и других отвлекающих факторов. Безотлучные фрейлины приносили ей тарелки с едой, предварительно убедившись, что еда не отравлена. Елизавета пробовала все, что хотела, а остальное раздавала дамам. Если время позволяло, она выезжала вместе с придворными на охоту, травлю медведя или собачьи бои, сама участвовала в соколиной охоте и играла в теннис.
Поведение придворных подчинялось строгим правилам. Голова Елизаветы должна была возвышаться над всеми остальными, поэтому перед ней часто преклоняли колени, и никто не смел повернуться к ней спиной (все обычно отступали спиной вперед). Ужин подавали рано, между пятью и шестью часами вечера, пока было еще светло. После ужина королева с удовольствием предавалась развлечениям. Она талантливо играла на клавесине, обожала азартные игры и пила много белого вина. Иногда она приглашала итальянских танцоров и музыкантов – обычно все проходило благополучно, только один раз труппа итальянских акробаток вызвала нарекания по причине своего «непристойного, бесстыдного и неестественного кувыркания». У Елизаветы, как у многих тогдашних монархов, был собственный шут – в ее случае женщина, карлица по имени Томасина Парижская. Иногда Елизавету сопровождал паж-африканец, одетый в костюм из белой тафты с золотыми и серебряными полосками, в белых чулках и белых туфлях.
Ночью королева требовала зажигать в спальне свечи из пчелиного воска и спала на шелковых простынях, расшитых тюдоровскими розами. Она укладывалась в постель в девять вечера под тихое пение служанок, но часто подолгу не могла заснуть. Ставни в ее спальне плотно закрывали, чтобы не впускать смрадный ночной воздух, а тяжелые шторы должны были защищать от лунного света – считалось, что он опасен для спящих. Несмотря на все меры предосторожности, королева часто страдала бессонницей, в том числе и потому, что боялась нападения (не без оснований, поскольку за время правления она пережила 14 покушений на свою жизнь).
Она поздно вставала, объясняя это так: «Вы знаете, я совсем не утренняя особа», но даже после этого дамам требовалось около двух часов, чтобы подготовить ее к новому дню. Говорили, что снарядить корабль для королевского флота проще, чем одеть королеву.
Она оставалась доступной, но недостижимой – единственная королева Англии, которая так и не вышла замуж. Однако Елизавета сумела превратить отсутствие короля из недостатка в источник силы и популярности. День ее вступления на престол, 17 ноября, стал самым важным праздником в английском календаре – его отмечали кострами, колокольным звоном и рыцарскими турнирами. Культ ее девственности приобрел почти религиозное значение. Несмотря на то что она была протестанткой, с ней стали ассоциировать ряд символов, традиционно принадлежавших Деве Марии, – феникс, горностай, полумесяц, роза и жемчуг. Ее называли Целомудренной Королевой, хотя ее целомудрие было скорее предметом веры, чем объективным фактом. Она вызывающе одевалась, а в жаркую погоду могла обнажить грудь, чтобы освежиться. Призрачно-белый макияж придавал ее раскрасневшемуся лицу потустороннее сияние.
Долгое время Елизавета поддерживала отношения с главным спутником своей жизни – Робертом Дадли, 1-м графом Лестером. Они позволяли себе неописуемые вольности на публике и жили в смежных покоях. Но роман с королевой превратил Дадли в мишень для кровожадных соперников. Он стал носить под рубашкой кольчугу, чтобы защититься от покушений на свою жизнь. Дадли надеялся стать мужем Елизаветы, хотя у него уже была жена – красавица по имени Эми Робсарт, редко появлявшаяся при дворе. В сентябре 1560 г. у себя дома в Оксфорде леди Дадли, находясь одна «в определенной комнате» (возможно, в уборной), упала с лестницы и сломала себе шею. Подозревали, что Дадли подстроил смерть жены, чтобы жениться на королеве. Но этот скандал, наоборот, отдалил его от Елизаветы – она не могла допустить, чтобы ее уличили в связи с предполагаемым