— Кстати, о вещах — не смей ничего трогать, убирайся в том, в чём я тебя подобрал — дешёвой тряпке с китайского рынка. И сними драгоценности. Серьги, подвеска, кольцо… Давай-давай… — на удивление спокойно произнёс Омаров, поднимая с пола бутылку и уцелевший стакан.

Глаза Евы вновь наполнились слезами. Громко шмыгнув носом, сняла с ушей тяжёлые серьги с крупными бриллиантами, не расстёгивая сорвала браслет и цепочку с шеи. Швырнув побрякушками в Сильвестра, прошипела сквозь зубы:

— Подавись своими подарками! Мне ничего от тебя не нужно! Я уже сочувствую той идиотке, что займёт моё место.

— Кстати, Алина давно на него метит, — поделился, сделав глоток.

Губы Евы растянулись в презрительном оскале:

— Я так и знала, что эта мерзкая полетаевкая болонка приложила к этому свои грязные лапы. Поздравляю, рот у неё что надо, тебе понравится!

— Мне уже понравилось. Убирайся, я очень устал.

— Сам пошёл к чёрту! Ненавижу тебя и всегда ненавидела! — прокричала Ева и, успев схватить сумочку, в последнюю секунду скрылась за дверью от летящего вслед стакана.

*** Ева надавила на оплавленный звонок старой реечной двери и прислушалась к звукам: лязгнула посуда, послышались неторопливые шаги. Замок натужно щёлкнул и на пороге появился Оскар — в серых тренировочных штанах и майке-борцовке; прислонившись плечом к косяку, вперил в неё вопросительный взгляд.

С той встречи в розарии прошло четыре дня, и всё это время они не перекинулись и парой фраз. Когда Омаров вышвырнул её из дома, она убежала в чём была — почти голая, в тонком халате и домашних тапочках. Добралась на такси до своей московской подруги Али, которая, хоть и без особой радости, но всё-таки любезно согласилась приютить у себя беглянку.

Аля когда-то училась с ней на одном курсе и осталась единственной, кто не отвернулся от внезапно разбогатевшей за счёт престарелого любовника Миллас.

Признаться, в том, что все связи с прошлым оказались разорваны, была виновата только одна Ева: выпив лишнего на вечеринке по случаю встречи однокурсников, она открытым текстом послала всех этих «нищих плебеев и лохушек», искренне полагая, что благодаря Сильвестру ей больше не нужен этот низший сорт, теперь она будет водиться с актёрами, певцами, известными телеведущими и жёнами олигархов. Ну что у неё общего со всей этой лимитой? Она сама плюнула в колодец, и тогда, униженно выброшенная из особняка Омарова, даже не знала, куда теперь податься. Оставалась только безотказная Аля, и бывшая подруга не подвела — будучи на седьмом месяце беременности, приютила в своей съемной двушке, пока муж-дальнобойщик находился в рейсе.

Конечно, Ева не открыла той всей правды, сказала, что застукала мужа с любовницей и гордо покинула дом прямо в чём была.

«Он со слезами раскаяния полз за мной на коленях, вымаливал прощения, но не для того мама ягодку растила, чтоб терпеть такое унижение!»

Врала Ева складно и с большим упоением, так, что сама едва не поверила в свою выдуманную правду. Аля сочувственно кивала, но Ева видела, что та не верит ни единому её слову.

Через несколько дней из командировки вернулся муж Али, и Еве пришлось экстренно убраться, благо, хоть было в чём — подруга с барского плеча подарила ей свои старые джинсы и выцветшую футболку с вьетнамского рынка.

Ева ощущала себя растоптанной и униженной, выброшенной на берег рыбёшкой, которая вот-вот задохнётся в океане людского равнодушия. Ей больше некуда было пойти, совершенно. Она попыталась набрать номера своих богемских подружек, но те, едва заслышав на том конце провода её голос, сразу же начинали говорить что-то о неотложных делах, после чего бросали трубку.

Сильвестр сдержал своё слово — двери столичной элиты для неё оказались закрыты, и винить в этом она могла снова только себя.

Проклинала ли она свою недальновидность? О, да. Сотни, тысячи раз! Сильвестр был её золотой антилопой — блудливой, агрессивной, сморщенной, но с ним она не думала о завтрашнем дне, она действительно жила как королева, лишь изредка ублажая старого кобеля. И плевать, что без желания: миллионы женщин ежедневно ложатся под своих мужей — алкоголиков, тиранов, блядунов, а ей, можно сказать, достался от жизни лакомый бонус, который она благополучно прощёлкала, связавшись с Оскаром. Хотя было бы обманом, если бы она сказала, что совсем не вспоминала его, уйдя от Омарова. Вспоминала, ежедневно — сидя в тесной кухне Али, запивая своё горе кофе с дешёвым коньяком. Сначала она взялась было проклинать его за то, что влез в её жизнь и всё испортил, но вскоре пришло осознание, что если кто и виноват в этом всём, то только она одна. Не приди она тогда на пляж на второе свидание — всего этого бы просто не было. Да и положа руку на сердце — она по нему скучала и очень хотела увидеть, но после того, как сама же послала его в розарии, не решалась набрать его номер. Ей было стыдно идти к нему униженной побитой собачонкой...

Но сегодня утром, когда бывшая одногруппница мягко выставила её за дверь, ей просто больше некуда было пойти, поэтому она решилась и позвонила-таки любовнику. После его сухого согласия "поболтать за чашкой чая" Ева не раздумывая поехала в клоаку города, на самую окраину, где среди бараков и полуразвалившихся хрущёвок затесалась и коммуналка Оскара…

— Привет, — пролепетала Ева и опустила глаза. В прикиде сельской клуши она чувствовала себя униженно-уродливой. Кем она была, а кем стала… Ева Миллас — королева трущоб. — Можно мне войти?

Ничего не говоря, Оскар посторонился, пропуская девушку в пропахший кошками коридор. Ева юркнула мимо его громадной фигуры и вопросительно уставилась на четыре абсолютно одинаковых обшарпанных двери — Оскар кивнул на самую дальнюю, и Ева поковыляла в конец коридора, таща в руке тощий пакет с пеньюаром и тапочками.

Внутри комнаты было так тесно, что у Евы начался приступ клаустрофобии: разложенный диван, тут же стол, тут же шкаф и втиснутая на стену дешёвая китайская плазма Хуянь.

И здесь живёт мужчина, ради которого она потеряла всё?..

— Сильвестр выгнал меня… — без предисловий выдохнула она и присела на краешек дивана. — Узнал о нашей связи.

— Я в курсе, — равнодушно бросил Оскар и взял со стола пачку сигарет. Облокотившись о подоконник, распахнул хлипкую форточку и закурил. — После вечеринки я отвёз Суня домой, а потом он меня уволил.

Ева ахнула, прикрыв рот ладошкой. Выходит, пострадала не только она.

— И что теперь? Получается, ты не улетаешь в Гонконг?

Оскар обернулся на девушку и криво усмехнулся:

— Получается, так, — глубоко затянулся и, поведя подбородком, выдохнул дым. — Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Мне совершенно некуда пойти, — честно призналась Ева, теребя ремешок дизайнерской сумочки — единственное напоминание о былой роскоши. — Прости меня, Оскар, те слова в розарии… это всё было сказано не со зла, на эмоциях. Я порой несу такую чушь…