Давид говорит:

– У белого коня Перла имелась тайна: он умел отращивать крылья, стоило ему только захотеть. Когда повозка подъехала совсем близко к реке, Перл распахнул крылья, они оказались шире, чем у двух орлов, и повозка взлетела над водой, нисколько не намокнув.

У темного коня Тени крыльев не было, зато было тайное умение. Он умел превращать то, из чего был сделан, в очень тяжелое вещество – тяжелое, как камень. Тень терпеть не мог Перла. Тень был прямо противоположен всему, что есть в Перле. А потому, когда почуял, что повозка взлетает, превратился в камень – такой тяжелый, что повозке пришлось опуститься на землю.

Так Дон Кихот ехал все дальше и дальше в глубь пустыни на двух конях, мчавших галопом, черном и белом, покуда не поднялся большой ветер и их не укрыли облака пыли и не стало их видно совсем.

Долгая пауза. Малыш Артемио, тот самый, кого прозвали Эль Перрито, подает голос:

– А потом?

– Их не стало видно, – отвечает Давид.

– А белый конь с черным конем дрались? – не отстает мальчик.

– Их не стало видно, – яростно шепчет Мария Пруденсия. – Ты не понимаешь, что ли?

– Но он же возвращается, – говорит высокий мальчик из приюта. – Ему придется вернуться из пустыни, иначе мы никогда не услышим конца этой истории. Мы никогда не узнаем, как он состарился и умер.

Мария молчит.

– Он не умер, – говорит Дмитрий.

Все поворачиваются к нему, глазеют на него. Дмитрий легко опирается на швабру, упивается всеобщим вниманием.

– Это всего лишь история – что он умер, – говорит он, – история, которую кто-то записал, и получилась книга. Это неправда. Он удалился в бурю на своей повозке, влекомой двумя конями, как Давид и сказал.

– Но если, – не отступает высокий мальчик, – если это неправда, что он умер, если это просто история, тогда откуда мы знаем, что была буря, откуда мы знаем, что и буря – не выдумка?

– Потому что Давид только что рассказал нам. Повозка, пустыня, буря – все это от Давида. А старость и смерть – это из книги. Кто угодно мог такое придумать. Разве не так, Давид?

На этот вопрос Давид ответа не дает. На лице у него улыбка, которую он, Симон, знает очень хорошо, – многозначительная ухмылочка, которая его, Симона, вечно раздражает.

– Может, пригодится, если я расскажу всю историю Дон Кихота? – слышит он собственный голос. – «Дон Кихот» – название книги, которую я нашел на полках библиотеки в Новилле, где мы – Давид, его мама и я – когда-то жили. Я взял книгу почитать и дал ее Давиду. Вместо того чтобы, как и полагается добропорядочному гражданину, вернуть книгу в библиотеку, Давид оставил ее себе. Он по ней учился читать на испанском, потому что, как и всем нам, ему нужно было осваивать основы испанского. Он прочитал эту книгу столько раз, что она осела у него в памяти. «Дон Кихот» стал частью Давида. Его голосом книга заговорила.

Встревает Дмитрий:

– Зачем вы читаете нам эту лекцию, Симон? Она неинтересна. Мы хотим слушать историю Давида, а не вашу.

Дети согласно бормочут.

– Очень хорошо, – говорит он, Симон. – Устраняюсь. Умолкаю.

Давид продолжает рассказывать.

– Кругом царила тьма. И тут Дон Кихот увидел вдали свет. Приближаясь, он разглядел горящий куст. Из куста послышался голос. «Пришло время выбирать, Дон Кихот, – сказал тот голос. – Либо ты следуешь за белым конем Перлом, либо за темным конем Тенью». – «Я последую туда, куда повезет меня темный конь», – решительно сказал Дон Кихот.

И тут же прутья клетки, что держали Дон Кихота взаперти, отпали. Белый конь Перл сбросил сбрую, расправил крылья и улетел в небеса, и никогда его больше не видели, а темный конь Тень потащил повозку дальше.

И вновь мальчик умолкает, лицо нахмурено.

– Что такое, Давид? – спрашивает малыш Артемио вроде бы совершенно бесстрашно.

Давид пренебрегает этим вопросом.

– Тише, – говорит сестра Рита. – Давид устал. Идемте, дети, пусть Давид отдохнет.

Дети не обращают на нее внимания. Давид вперяется в пустоту, по-прежнему хмур.

– Слава! – говорит Дмитрий. – Слава, слава, слава!

– Что это значит – «слава»? – спрашивает Артемио.

Дмитрий укладывает подбородок на ручку швабры, пожирает Давида взглядом.

Что-то происходит – и он, Симон, это отчетливо видит – между Дмитрием и Давидом, что-то происходит. Но что? Дмитрий восстанавливает свое влияние на мальчика, какое было годы назад?

С непреклонностью, какая его, Симона, удивляет, сестра Рита силком отпихивает детей от постели и задергивает шторы.

– На сегодня у истории такой конец, – говорит она поспешно. – Если хотите еще историй, приходите завтра. И вы тоже, сеньор Симон.

Появляется Инес, и ему ничего не остается, только выложить ей новость о появлении Дмитрия.

– Как джинн из бутылки, – говорит он, Симон. – Злой джинн. Хуже некуда.

Инес забирает ключи.

– Идем, Боливар, – говорит она.

– Ты куда?

– Если ты – слабак, не можешь защитить Давида от этого сумасшедшего, то я – нет.

– Давай я с тобой поеду.

– Нет.

Он ждет ее за полночь, но Инес не возвращается. Поутру он первым же автобусом едет в больницу. Кровать мальчика пуста. Медсестра ведет его по коридору туда, куда переложили Давида, – в отдельную палату. («Просто предосторожность», – говорит она.) Он видит, что у кровати мальчика, ссутулившись в кресле, спит Инес, руки сложены на груди. Мальчик тоже спит. Его, Симона, приход замечает только Боливар.

Мальчик лежит на боку, коленки подтянуты к подбородку. Сосредоточенная нахмуренность не сошла с его лица – а может, это нахмуренность боли.

Он кладет руку на плечо Инес.

– Инес, это я. Дальше сам посторожу.

Когда он впервые увидел Инес четыре года назад, она все еще могла бы сойти за молодую женщину. Кожа у нее была гладкой, глаза сияли, в походке – легкость. Но яркий утренний свет жестоко показывает, как время взяло над нею верх. Из уголков рта вниз тянутся морщины, в волосах – первые седые пряди. Он, Симон, никогда не любил Инес, как любит мужчина женщину, но теперь впервые чувствует жалость к ней – к женщине, которой материнство принесло больше горечи, нежели радости.

– ¿Por qué estoy aquí? – Почему я здесь? Мальчик внезапно просыпается, шепчет, глядит на него с неподвижным пылом.

– Ты болен, мой мальчик, – шепчет он, Симон, в ответ. – Ты болен, а больница – место для больных людей, чтобы они поправлялись. Нужно потерпеть и делать то, что тебе говорят врачи и медсестры.