— Алекс, уверяю вас, эта история тут совершенно ни при чем!

— Значит, какая-то история все же была?

Старуха не дрогнула и не отвела глаз.

Впрочем, Алекс уже всерьез сомневался, что она старуха!.. Может, по ночам она превращается в Василису Премудрую и, взмахнув рукавом, пускает лебедей по озерной глади!

У них все совсем не так, как кажется на первый взгляд. Вот и Митрофанова оказалась Катюшей — кто бы мог подумать!

— Вы давно ее знаете, Анна Иосифовна?

— Простите?

— Катюшу, — пояснил Алекс. Эта самая «Катюша» выговорилась им с некоторым усилием. — Вашу заместительницу?

— Ах, боже мой, конечно, давно! Алекс, я их всех знаю сто лет! Они выросли у меня на глазах!..

…Интересно, она скажет, что все сотрудники для нее как любимые дети, или нет?..

— Кто из них вырос у вас на глазах?

— Саша, — ответила она с недоумением, как будто он спрашивал о чем-то совершенно очевидном и всем известном. — Сашу Стрешнева я помню совсем ребенком! Мы очень дружили с его отцом, он руководил одним из крупных издательств. Мать, кажется, работала в каком-то детском журнале и ничего собой не представляла. — Это было сказано с некоторым пренебрежением. — В детстве Саша был вылитый отец, удивительно даже!.. Настоящая ленинградская порода, если вы понимаете, о чем я говорю.

Алекс промолчал.

— Слишком благородный, — пояснила Анна Иосифовна. — Слишком незащищенный. Жил очень трудно, и как только у меня появилась возможность надежно его устроить, я немедленно пригласила его на работу.

— Получается, что Стрешнев в «Алфавите» со дня основания?

— Ну, может быть, не с самого первого, но — да. Мы вместе начинали.

— А Митрофанова?

— Катюша работает пять лет. Нет, уже шесть, в ноябре будет шесть!.. Я знала ее бабушку. У Катюши тоже очень, очень непростая судьба, она появилась как раз в тяжелое для себя время и поначалу была такая неуверенная, очень запуганная девочка! Я даже на совещаниях старалась к ней не обращаться, она совершенно не могла выносить, когда на нее смотрят! И говорила почти шепотом.

Алекс вспомнил, как Митрофанова ефрейторским голосом спрашивала у него: «Вы кто?!» — и выясняла с пристрастием, не привез ли он бумаг от некоего Канторовича. Н-да… Неуверенная в себе, запуганная девочка с непростой судьбой, как бы не так!..

— Вадим Веселовский тоже… аксакал? И тоже был неустроен, когда вы его приютили?

— Алекс, вам хочется меня задеть?

Ему очень хотелось ее задеть, ну, просто невыносимо! Может, потому, что в каждом ее слове он подозревал ложь и фальшь, или потому, что его самого Анна Иосифовна тоже подобрала «в трудное для него время», и он сам нынче на редкость «не защищен» и не может выносить, «когда на него смотрят»!.. Ноты разные, а пьеса та же, и за роялем все та же Анна Иосифовна.

— Впрочем, вы человек новый и имеете право на непонимание, — вдруг заявила то ли старуха, то ли Василиса Премудрая, кто-то из них двоих. — Вадим пришел одновременно с Катюшей.

— Вы хорошо знали его отца? Или бабушку?

Анна Иосифовна рассмеялась, очень живо, и принялась составлять чашки на серебряный поднос. Этот странный молодой человек нравился ей, и, похоже, она в нем не ошиблась.

— Вадима я нашла, кажется, через кадровое агентство. Нынче все очень удобно устроено! Кого угодно и что угодно можно найти или в Интернете, или через какое-нибудь агентство! Правда, Алекс?..

Пусть не думает, что только он один способен на провокационные вопросы! Он посмотрел внимательно, и Анна Иосифовна похвалила себя.

— У них был такой красивый, такой… старомодный роман!.. — продолжала она, собирая посуду. — А потом все закончилось, и ему пришлось уйти.

— Роман… с кем?

— С Катюшей! С Катюшей Митрофановой! Мы все надеялись, что они поженятся и будет свадьба, а потом, бог даст, крестины, но ничего не вышло. Очень грустная история.

— Вадим Веселовский уволился сразу после грустной истории?

— По правде сказать, это я его уволила. — Она вздохнула. — Современные молодые люди, даже лучшие из них, слишком толстокожи, знаете ли… Ему бы и в голову не пришло уйти. Он продолжал работать, несмотря на то что Катюша стала похожа на тень и день ото дня чувствовала себя все хуже и хуже.

— Это из Чехова? — быстро спросил Алекс, не успев поймать себя за хвост. — «Цветы запоздалые»?.. Княжна Маруся день ото дня чувствовала себя хуже и хуже, а доктор не обращал на нее никакого внимания?!

— Алекс!

Кажется, ему наконец-то удалось ее рассердить.

Анна Иосифовна негодующе подвинула серебряный поднос, опустилась в кресло и захохотала.

— Вы невозможный! — заявила она с удовольствием, похохотав немного. — Впрочем, талантливые все невозможные!.. Хотите кофе? Или поесть? Моя Маргарита Николаевна…

— Что вы сказали?

— Я предложила вам поесть, — повторила Анна Иосифовна весело. — Чай — это прекрасно, но мне почему-то хочется вас накормить!..

— Нет. — У него взмокло между лопаток. — Что-то про талант.

— А-а, — протянула она. — Талант — это всегда трудно, Алекс. Так как насчет обеда? Или прогуляемся немного? Мне нравится с вами болтать! Мы же просто болтаем, правда?..

…Она знает обо мне. И пытается это сказать. Но этого просто не может быть. Никто ничего обо мне не знает. Не должен знать! Как только станет известно хоть что-то, все пойдет прахом. Даже некое подобие жизни, которой я живу сейчас, закончится. А мне бы этого не хотелось. Ох, как не хотелось бы!..

Алекс перевел дыхание, и вдруг какое-то движение за окном привлекло его внимание.

Он посмотрел, и кровь ударила в голову так, что зазвенело в ушах.

По лужайке стремительно и бесшумно неслась страшная черная собака. Он уже видел эту собаку — когда его били на детской площадке.

Сгусток тьмы. Призрак.

— Что это?!

Анна Иосифовна оглянулась встревоженно и быстро подошла к нему.

— Что с вами, Алекс?..

Он, не отрываясь, смотрел за окно.

Никого не было на лужайке. Между двумя ударами сердца собака как в воду канула.

В «Чили», как назло, было полно народу, и Владимир Береговой, уволенный начальник IT-отдела, прошел в самый дальний угол, сунул свою коробку между диванами, забился в тень и замер, уставившись в пол и всем своим видом демонстрируя, что его приволокли сюда против его воли и почти что силой.

«Чили» в издательстве «Алфавит» именовалось просторное помещение на первом этаже, декорированное в восточном стиле — с низкими диванами, драпировкой на стенах, покойным светом и столиками на толстых слоновьих ногах. Не хватало разве что кальянов, нагих гурий и музыкантов, наигрывающих на удде. Здесь принимали гостей попроще, тех, что не удостаивались приема во дворце, на «бабкином» пятом этаже, вели не слишком важные переговоры, встречались с авторами по текущим делам и просто забегали поболтать и выпить настоящего кофе, который варил в настоящем кофейнике хмурый молодой человек, настоящий турок. Помещение было придумано и обставлено, разумеется, Анной Иосифовной, а откуда взялось экзотическое название, никто не помнил. Кажется, произошло оно от слова «chill-out», значения которого никто хорошенько не знал, но Анна Иосифовна, помнится, настаивала, что издательству совершенно необходима «зона отдыха», то есть этот самый «чилл-аут». Потом заключительная часть непонятного слова утратилась, и осталось просто «Чили».