набирает воду для питья кто-то так же, как и он сам сейчас, не полощет белье в воде реки выше по течению. И еле живой от холода вернулся домой, вспоминая как не ценил, как хорошо оказывается он жил раньше, — сунул белье в машинку и забыл. И какое это счастье не думать о стирке. Никита посмеивался над собой, но старался, несмотря на трудности стираться и мыться регулярно, знал, что легче всего опуститься, поэтому проще приучить себя к трудностям, через не хочу и не могу. Глаза бояться, а руки делают, сколько он тут, чуть больше недели, а уже многому научился и освоился, вот завтра с утра с местными аборигенами познакомиться и хорошо будет, нравиться не нравиться, а других соседей у него нет, и нужно им как-то общаться, что бы здесь выжить. Если не сживется с соседями беда, жить ему не дадут, особенно в таком странном месте как это, да и если хорошо подумать у одиночек нигде нет шансов выжить, только в книгах разве в фантастических романах. Утром он, взяв бутылку водки и буханку хлеба, пошел в дом к старику, рассудив, что и водка настоящая, и хлеб здесь редкость, да и дед намекал, пропустить по маленькой. Никита не пожалел денег и купил пару коробок с водкой про запас, считая, что она всегда пригодится. Водку то и в Тамбовских деревнях называли жидкой валютой и даже непьющие бабки всегда держали запас на всякий пожарный случай. Местные то скорее всего самогон гонят и брагу ставят, да наверняка со всякой гадости, а травится Никита точно не хотел. Вставали здесь рано, и Никита не стал тянуть с визитом, быстро умылся, оделся и направился к старику в дом. Как хорошо оказывается просто идти по тропинке к дому старика никуда не торопясь и спокойно осматриваться вокруг. Только вошел, а компания его уже ждала, ну как компания, два его ближайших соседа, живших в домах четырех от него по улице. Никита поздоровался со всеми под внимательными взглядами присутствующих. Понимал, что для них уже привыкших ко всему он все равно выглядел странноватым, дорогая машина, одежда и в то же время руками работать умеет. Наверняка гадают что это за гусь к ним такой интересный залетел и от кого он прячется и почему он такой искалеченный. Дядька Мефодий не мешкая пригласил Никиту к столу, на котором стоял чугунок с отварной картошкой, сковорода с жареной рыбой и бутыль с мутной жидкостью.

— День короткий, — проговорил он, — а нам обсудить надо скоко, так за столом и снюхаемся и обглядимся еще.

Никита тут же выставил на стол хлеб и водку, что было встречено одобрительными возгласами и потеплевшими от такого угощения взглядами.

— Н-да, — не часто им видно нормальная водка и хлеб перепадают, — подумал Никита, но про себя.

Быстро скинул куртку и шапку и тоже присел к столу. Мефодий жил скромно, да и внутри обстановка похожая, почти все как у Никиты, только дом поменьше, да вместо побелки на стенах старые выцветавшие обои, которые уже все потрескались и повисли клочьями. Тоже старая разбитая мебель, только вид дома, более обжитой. Тоже иконостас с почерневшими ликами святых, так же даже днем, тлеющей лампадкой. Только удивительно книг много, которые в беспорядке свалены стопками по дому, и в стареньком серванте вместо посуды и связки книг на небольшом одежном шкафу, у обшарпанного кресла у печи.

Дядька Мефодий представил Никите двух мужиков бомжеватого вида, с явно пропойными лицами. Они спокойно ждали, когда же их хозяин дома представит новому жильцу.

— Это Борис, — указал он на того что повыше и крепче, а на второго, — а это Петр, они здесь в селе за старших и все вопросы Никита можешь решать через них, ну там если вдруг бабу захочешь или продать что.

Никиту так внутри аж передернуло от пожелания здесь найти себе бабу, представив себе какие они здесь могут быть, но он улыбнулся и протянул руку познакомится. Мужики пожали руки, и коротко рассказали о себе, Никита не ошибся, Борис любил выпить, и даже семья не смогла его остановить, так он и оказался на улице, где и познакомился с Петром. Петр тоже был запойный смолоду и даже, и — за этого и семьей не обзавелся и все спустил к тридцати годам, что у него было, квартиру, вещи в ней и потерял работу. Мужики понимали, что бомжи долго не живут, и что — то им там в голове стукнуло, они перебрались в заброшенную деревню и жили который год уже натуральным хозяйством. Мужики были рукастыми, умели все делать по хозяйству, и в огороде у них все росло на удивление хорошо, и даже пить они стали здесь меньше намного, жили можно сказать намного лучше и счастливей чем раньше в городе. Вот так оказывается тоже бывает. К тому же мужики не отказывали в помощи и другим более неприспособленным к тяжелой жизни поселенцам и поэтому пользовались авторитетом как самые хозяйственные и трезвые по сравнению с другими жителями, не считая конечно старика Мефодия. По местным меркам Мефодий считался вообще непьющим и уважаемым старцем, тем более он с рождения жил в этом селе и никуда не собирался уезжать ни раньше, ни позже.

— Так — то мы на тебя посмотрели, мужик ты вроде хозяйственный и непростой, не хошь не говори, почему ты сюда попал, — начал неторопливо и степенно разговор Борис, а Петр поддакивал в нужных местах. — Нам бы это, так помогать иногда по — соседски надо, да и спуск у тебя к реке удобный, мы раньше там тоже рыбу ловили, но ты там все обустроил, ступени удобные к реке сделал, и вроде как пометил территорию, вот хотели узнать ты не против будешь, ежели мы там рыбачить будем, да тебе рыбку подкидывать, ежели конечно поймаем, не всегда сам понимаешь улов есть.

— Нет, — удивился Никита, — рыбачьте, только не мусорите, да лед со ступеней и мостков тоже отбивайте, мне тяжело одному чистить. — А если вы помогать будете чистить и укреплять лестницу, так еще лучше и мне и вам.

Тут в беседу вступил дядька Мефодий, — я вот еще что сказать хотел, наблюдали мы за тобой и поняли, что ты не боишься того что вокруг происходит, — начал он издалека. — Я давно живу, видел таких «знающих», но не понимаю, кто ты, вот и мы тут посовещались и узнать то хотим, ты нам — то сможешь чем