— Конечно, живой! Его нужно доставить в больницу. — Я присела рядом с сержантом.

— Сейчас приедут медики и доставят. Это их работа. А моя работа — выяснить, что все-таки здесь произошло.

Этому постовому явно очень нравилось играть в следователя уголовного розыска. Эх, сейчас бы Мельникова сюда — он бы показал этому дилетанту, где раки зимуют!

— А вам не кажется, что это дело следственной бригады? — нагло впрямую спросила я его.

Он удивленно посмотрел на меня, как будто я сказала что-то неприличное.

— Это, дамочка, не ваше дело! Вы — свидетель и, возможно, подозреваемый. Так что сидите пока и не рыпайтесь. И отвечайте на мои вопросы.

Этот парень явно нарывался на грубость. И он нарвался.

— А ну-ка давай быстро сообщай о происшествии начальнику отделения! А то я сама сообщу куда следует о твоих неадекватных действиях при поступлении информации о происшествии и о превышении тобой своих служебных полномочий!

Родной профессиональный ментовский жаргон несколько отрезвил сержанта, и он, бросив на меня испепеляющий взгляд, начал по рации сообщать о происшедшем начальнику отделения милиции при вокзале.

Уже через несколько минут в павильон вошли санитар с носилками и врач. Вместе с ними были двое мрачного вида мужчин, по виду — типичные опера. Пока медики занимались Заславским, один из них — крепко сбитый усатый блондин с широким рыхлым лицом — спросил у моего сержанта:

— Ну, что тут опять у тебя случилось, Сидоренко? — Построение фразы и интонация на все сто процентов соответствовали вопросу, который сам Сидоренко первым делом задал Георгию, когда мы только вошли. Судя по всему, я имела честь созерцать объект подражания нашего несостоявшегося Пинкертона.

— Да вот, товарищ капитан, Георгий утверждает, что эта гражданочка напала на вот этого парня!

— Да ни на кого я не нападала! — возмутилась я столь наглой профанацией.

— Ладно, дамочка, разберемся… — прервал меня усатый. — Вась, что там с парнем?

— Кто-то ему заехал по затылку чем-то тяжелым и тупым! — ответил второй опер, невысокий лысый мужичок в очках, который вместе с медиками колдовал около Заславского. — Орудия нападения на месте происшествия не обнаружено. Кстати, это ваша сумочка?

И он протянул мне мою сумочку, которую я подложила Николаю под голову. Врач и санитар уже перекладывали его на носилки.

— Доктор, как его состояние? — спросила я у врача.

Тот только пожал плечами.

— Пока сказать что-либо определенное сложно. Удар был очень сильный, но парню повезло — кости черепа вроде бы целы. Однако в сознание он так и не приходит, хотя пульс устойчивый. Боюсь, что у него все-таки нарушена деятельность мозга, а здесь я не специалист — здесь нужен хороший нейрохирург, чтобы сказать что-то более определенное. — И он опять пожал плечами, как бы извиняясь за то, что не может меня ничем обнадежить.

Они взяли носилки и понесли Заславского к выходу.

— Вам придется пройти с нами в отделение… — обратился ко мне усатый опер. — Вы, насколько я понимаю, первая, кто его обнаружил?

— Да, я частный детектив, за ним следила по просьбе одного моего клиента…

— Да? Как интересно! Ну тогда нам тем более необходимо задать вам ряд вопросов! Георгий — и ты тоже с нами!

— Зачем вам старый Георгий! — засетовал сторож павильона, который все это время молча со стороны наблюдал за происходящим. — Я старый и хромой грек! Я никому не сделал ничего плохого!

— Ладно тебе причитать! У тебя за последнее время семь краж в твоих камерах хранения! А теперь еще вот — нападение! Так что совсем простачком-то не прикидывайся! Все идут с нами, а ты, Сидоренко, пока последи тут! — Последняя фраза относилась к моему знакомому сержанту.

Итак, я, двое оперов и старый Георгий (который, оказывается, был греком, а не грузином, как я подумала вначале) вышли из павильона автоматических камер хранения, от которого только что отъехала «Скорая помощь» с бездыханным Николаем Заславским. Около входа уже стояла кучка зевак, как у нас принято, интересующихся чужой бедой. Но для меня эта беда была совсем не чужая, а очень даже своя. Потому что я чувствовала — боже, как я ненавижу это хорошо знакомое чувство! — что ситуация выходит из-под контроля и меня затягивает в такой водоворот событий, о котором еще несколько часов назад я и подозревать не могла.

Мы прошли в здание вокзала и направились к местному отделению милиции, которое находилось под лестницей правого крыла. Проходя мимо центрального входа, я случайно посмотрела сквозь стеклянные двери на улицу. И вдруг мне показалось, что там, на остановке такси, в толпе приезжающих я увидела знакомую черную куртку от Версаче и такой же черный беретик. Юля? Но что она здесь делает? Она сейчас может мирно спать у меня дома, может бродить по Тарасову в поисках свободной гостиницы, может, в конце концов, рисовать себе волжские этюды, но что она делает на вокзале? Да еще такое странное совпадение — нападение на Николая, и она здесь? У меня в голове заработал компьютер, сопоставляющий все последние события: Юля — Николай: Юля говорит, что Николай увел у нее деньги, авансом выплаченные за оформление какого-то крутого офиса. Теперь Николай — Юля: Николай утверждает, что Юля связана с убийством банкира Мишина, что именно за это были выплачены эти самые деньги. Потом на Николая нападают на вокзале и забирают сумку, в которой должны, по моим расчетам, находиться все те же деньги. Тут же я вижу Юлю на вокзале, хотя она мне ничего не говорила про то, что сюда собирается.

Вырисовывалась весьма любопытная картина, в свете которой мой недавний разговор с Заславским, во время которого он пытался убедить меня в том, что Юля совсем не художник-дизайнер, а представитель крутых криминальных кругов, уже не выглядел столь нелепо и неправдоподобно. От таких мыслей у меня по спине побежали мурашки. Нет, наверное, мне показалось и это была какая-нибудь другая девушка — мало ли таких у нас в Тарасове. Но здравый смысл твердил: «Девушек, может быть, и не мало, а вот куртку такую ты видела только один раз, у себя дома, в прихожей. И принадлежала она именно Юле, а не какой-нибудь там девушке. И вряд ли ты, Танечка, могла ошибиться — в женской одежде ты разбираешься не хуже, чем в детективном деле!»

Ко всему этому оставалось добавить тот факт, что я сейчас направлялась в отделение милиции в сопровождении двух оперативников и полоумного грека, который твердил о том, что это я двинула Заславского чем-то по голове. Да, Танечка, — совсем безрадостная перспектива перед тобой вырисовывается. Подумай, как ты сейчас будешь объяснять этим двум ментам, почему следила за Заславским и кто такой этот твой клиент, который тебя об этом просил. Нужно было срочно решить, гнать ли всю правду-матку или все-таки попытаться прикрыть неожиданно ставшие непонятными и даже зловещими отношения между юной художницей из Москвы Юлей Кауфман и столь же юным хакером из Тарасова Колей Заславским.

В общем, я совершенно не представляла себе, что мне сейчас говорить в милиции о происшедшем. Ладно — буду импровизировать. Авось да пронесет. Однако мой внутренний голос мне говорил — не пронесет, и придется говорить всю правду.