разве что у одних крыша из соломы, а у других дощатая (это, наверное, у богатеев). Когда солнце поднялось достаточно высоко над горизонтом, я поднял с земли свой туес, который фактически исполнял роль моего кошелька, закинул его за спину, взял Свету за руку и мы направились в сторону частокола, видневшегося в паре сотен метров от берега. Подойдя ближе, я увидел, что ворота открыты, а на входе дежурят двое дружинников с копьями и щитами. Когда мы приблизились, то один из них, который выглядел постарше, спросил, смерив меня надменным взглядом:

— Кто таков, малец, чего надо?

— Меня зовут Скорогаст, я изгой, приехал сегодня в Хареву и хочу испросить у князя Ярослава разрешение поселиться здесь, — как можно подробнее ответил я.

— А годков-то тебе сколько?

— Тринадцать.

А папка с мамкой твои где?

— В племени остались.

— И что, тебя одного, такого мальца, изгнали? — задал следующий вопрос не меру любопытный дружинник. И ведь не пошлешь его подальше, потому как вроде человек при деле.

— Ну да, так и есть, — ответил я, пожав плечами, мол что тут такого — изгнали и изгнали — делов-то!

— Ну и за что же ты такого позора удостоился? — продолжил допытываться стражник. Вообще, насколько я знал, такие вопросы было не принято задавать изгоям, но такие правила были в моём родном племени, а здесь всё может быть по другому.

— Я далеко на севере жил, в племени миролюбов, там за любое убийство изгоняют из племени, а когда я на реке жемчуг искал, меня людоловы хотели поймать, я их убил, за это меня выгнали.

— Во как! — непонятно с чего развеселился дружинник, — Людоловов он убил! Слышь, Собеша, — он повернулся к своему более молодому напарнику, который всё это время неприкрыто пялился на Свету, толкнул того в плечо и рассмеялся — Много у нас тут бывает баюнов да сказочников, но такого в первый раз вижу!

— Что это ты, Хотен, шумишь тут с раннего утра? — к воротам подошел крупный мужчина лет сорока, с русой аккуратно подстриженной бородой и цепкими голубыми глазами. Одет он был в такой же простой костюм как у дружинников, но его шею украшала золотая гривна, а на поясе висел кинжал в богато украшенных ножнах.

— Да вот, княже, — без всякого пиетета дружинник повернулся к подошедшему, — Малец тут нам забавные небылицы рассказывает, вот мы и веселимся! — очевидно, подошедший был местным князем Ярославом, о котором мне было известно со слов селян встреченных во пути в Хореву.

Князь внимательно осмотрел меня и Свету, причем на девушке его взгляд задержался намного дольше, чем на мне.

— Небылицы забавные, говоришь? Так и я их с интересом послушаю, — с легкой ухмылкой произнес князь, затем показал жестом, чтобы я следовал за ним и направился вглубь крепости.

Зайдя вслед за ним в ворота, я огляделся. Княжий город представлял из себя круг диаметром около пятидесяти метров, огороженный трехметровым частоколом, внутри которого было полтора десятка относительно больших полуземлянок. Почти в самой середине находился длинный стол с расположенными вдоль него скамьями. Князь подошел к столу, сел на лавку, и, ещё раз окинув меня и девушку изучающим взглядом, произнес:

— Ну давай, сначала расскажи, кто ты и откуда, а потом и небылицы свои.

— Зовут меня Скорогаст, я изгой, сегодня приехал сюда, чтобы поселиться. Однако, княже, я небылиц не рассказывал, только правду.

— Правду, говоришь, — хохотнул Ярослав, — Ну так это ещё лучше, знать, забавная у тебя правда, раз ты Хотена рассмешил!

Тем временем вокруг нас собралось уже около десятка дружинников, с интересом прислушивавшихся к разговору — ЗДЕСЬ развлечения были довольно редки и люди ловили каждую возможность, чтобы немного отвлечься от повседневной суеты.

— Так вот, жил я племени миролюбов, которое располагается в землях голяди на берегу Славутича далеко на север. И есть у этого племени такой непреложный закон, что каждый, кто убил другого человека, должен быть изгнан из племени, независимо от обстоятельств.

— Слышал я про такое, — кивнул Ярослав, — Но верится с трудом — как же от врагов защищаться, если убивать нельзя?

— А миролюбы и не защищаются никак, если кто опасный приближается, то прячутся в лесах, а там и голядины потихоньку врага отстреливают — у них-то этого запрета нет.

— Вот оно как… — задумчиво протянул князь и спросил, — А с голядью-то как они уживаются?

— Нормально уживаются, платят им дань хлебом и торгуют, иногда невестами обмениваются, так и живут.

— Так это и есть твои небылицы?

— Нет, княже, это только начало моего рассказа. Значит дело было так… — далее я постарался как можно красочнее рассказать о бое с людоловами, не забыв упомянуть про помощь высших сил.

Ярослав выслушал мою историю не прерывая, хотя и демонстрировал скептическое выражение лица, а когда я закончил, то повернулся к Свете и спросил:

— А ты чего молчишь, девица-красавица? Как звать тебя?

— Светослава, — ответила девушка, скромно опустив глаза.

— И что, Светослава, так все и было?

— Я самой той драки не видела, княже, но зато видела, что Скор принес в деревню окровавленную одежду и оружие, там ему все поверили, потому что людоловов сильно боятся, а потом и похороны ему очень красивые устроили, песни пели и плясали. А вот потом я видела, это уже когда мы сюда плыли, на нас тати ночью напали, так Скор двоих сразу убил а остальные со страху сбежали, мне тоже очень боязно было, я даже дышать не могла, так страшно…

Когда девушка замолчала, князь вопросительно посмотрел на меня, а я невозмутимо пожал плечами — мол, что тут такого — татем больше, татем меньше…

Князь немного помолчал, задумчиво разглядывая мою спутницу, а потом спросил, обращаясь к стоявшему поблизости седобородому дружиннику.

— Радомысл, а помнишь, лет пятнадцать назад сказки до нас доходили, что у одного из хорватских князей дочь-красавица сбежала вместе с дружинником?

— Было такое, княже, — кивнул седобородый, — Гусляры до сих пор былины про беглую княжну поют.

— А как там её описывают, можешь мне напомнить?

Пожилой дружинник на несколько секунд задумался, а потом начал декламировать:

— Красотой Беляна луну затмевала, волосом белее снега была, а глаза её дивные зеленее весенней травы, — тут седобородый запнулся, пригляделся к моей спутнице, которая втянула голову в плечи, будто стараясь казаться незаметнее, и проговорил — Нет, княже, это не может быть она, той-то уже больше тридцати лет должно быть, а эта пигалица совсем.

— Правду ты говоришь Радомысл, — согласился князь с дружинником, — Беляной наша гостья быть никак не может, а вот скажи девица — как твою