Тест покупать отчаянно не хотелось – денег и так ни на что не хватало. Но по дороге домой ноги сами занесли Лину в аптеку. А через полчаса она уже с недоверием барана, изучающего новые ворота, рассматривала две полоски, свидетельствующие о правоте Инны Сергеевны. Но ведь этого не может быть. Или может? Вдруг вспомнился выпускной, скамейка, душный ночной кошмар, грязное платье. Неужели она до такой степени набралась, что ничего не почувствовала? Ужас! Лина смотрела на полоски, а в голове сама собой складывалась история о безнадежно влюбленном в нее парне. Он ходил, пытался обратить на себя ее внимание. Наверное, как и Милка, думал, что она гордая. Боялся ее. А на выпускном увидел ее, такую нарядную, и не сдержался. Фантазии уносили девушку все дальше. Она представляла его, отца своего ребенка. Что он сейчас делает? Вспоминает о ней? Что будет, когда он узнает о ребенке? Лина попыталась представить эту сцену, но яркой картинки не получилось. Все было укутано густой кисеей тумана. Высокий, очень высокий мужчина с букетом цветов, которые в деревне называли бульдонешами, – белоснежные шары на тоненьких веточках, – подошел к ней, обнял и выдохнул в макушку:

– Каролина, будь моей женой.

Вся следующая неделя была посвящена решению извечного вопроса всех времен и народов: что делать? Вариант аборта даже не рассматривался. Как можно оборвать единственную ниточку, связывающую ее с человеком, который ее любил? Сейчас Лина даже о матери думала с непривычной теплотой – ведь если бы не платье, ничего этого не было бы. И ребенка без помощи матери ей не поднять, как ни старайся. Лина, конечно, предприняла определенные шаги – до предела сократила расходы и взяла дополнительную подработку. Но денег все равно было катастрофически мало. Деньги, деньги, деньги! Все упиралось в них, а вернее, в их полное отсутствие.

На Новый год Лина поехала домой, к матери. Сдаваться. Долго обдумывала, как рассказать о своей беременности, тщательно составляла первую фразу, но слова не понадобились. Стоило ей стащить пальто, как по остановившемуся взгляду матери она поняла: слов не нужно.

– И кто отец? – спросила мать, садясь в кресло у окна.

– Мам, я… – растерялась Лина. Она как-то не подумала, что этот вопрос будет первым.

– Он собирается жениться?

– Я не знаю, – Лина замотала головой.

– А про ребенка ты ему хотя бы сообщила? Он с вашего училища? Живет с тобой в общежитии? Он женат?

Каждый вопрос – как пощечина. Лина молчала, лишь все ниже и ниже опускала голову.

– Ладно, я сама с ним поговорю. Не хочет жениться, так пусть хоть деньги дает на ребенка.

– Мама, – Лина подняла голову и твердо сказала: – Я не знаю, кто отец, – и повторила для уверенности: – Не знаю.

– Ты что, совсем дура? Как такое может быть?

– Мама, прости, я устала. Давай потом поговорим.

– Ну, нет уж! Раз начали, давай закончим. Я не позволю тебе еще и ребенка посадить на мою шею. Хватит того, что я тебя одна тащила столько лет. Думала – все, отстрелялась. Теперь можно и для себя пожить. Оказывается, нет. Эпопея продолжается. Только теперь уже в двойном размере. И главное, у меня никто ничего не спросил. Вот так запросто – на тебе, мама, внучка, нянчийся! А если я не хочу? Имею я право не хотеть? Ты хочешь ломать свою жизнь – на здоровье. А мою оставь мне!

Лина встала, медленно пошла к дверям.

– Ты куда? Я еще не закончила!

На ходу застегивая пальто, Лина открыла дверь. Морозный ветер бросил в лицо горсть снега.

– Куда ты попрешься? Автобусы не ходят!

У калитки Лина остановилась. Куда теперь? А что, если пойти туда, где все это началось? На скамейку возле школьной спортивной площадки?

Она шла по улице, заглядывая в ярко освещенные окна. Кое-где светились праздничным убранством елки. Некоторые развесили гирлянды на деревьях в саду. Мелькание разноцветных огней, мягко похрустывающий под ногами снег создавали сказочную атмосферу, предвкушение чудес. Вот сейчас она закроет глаза, а когда откроет…

В конце дороги показалась чья-то фигура. Полная, с оттопыренными в стороны руками и осторожно, неуклюже ступающими ногами. Лица не видно, но и по телосложению понятно – не принц. Фигура приблизилась, и Лина мысленно поправила себя: не принцесса. Потому что это была женщина. А еще через несколько шагов женщина взвизгнула и, позабыв об осторожности, бросилась к Лине.

– Каролинка! – это была Милка.

Охваченная радостью узнавания, Каролина попыталась удержать подругу, не справилась, и девушки с хохотом повалились на снег. Долго вставали, скользя и падая, потом поднимали друг друга, отряхивали и потихоньку осматривали.

– Ты, случайно, не того? – осторожно спросила Милка.

– Чего – того? – засмеялась Лина. – Хочешь спросить, не сошла ли я с ума?

– Точно! Только сумасшедший разгуливает ночью по морозу.

– Значит, мы с тобой, Никифорова, обе сумасшедшие, – Лина засмеялась, чмокнула Милку в щеку.

Эта версия нравилась ей больше, чем рассказ о матери, вышвырнувшей ее за дверь, словно нашкодившего кота. Хотя, если быть справедливой, никто ее за дверь не вышвыривал, она сама…

– Я хотела спросить, не беременная ты? – решила расставить точки над «i» Милка. – Я – да, а ты? Уж очень ты смахиваешь на изрядно беременную.

– Беременная, – тихо сказала Лина, готовясь к повторению шквала вопросов об отце ребенка.

Но Милку интересовало другое.

– И когда рожать? – спросила она, внимательно разглядывая Лину, словно в глаза у нее был вмонтирован аппарат УЗИ.

– В конце марта!

– Здорово! Каролинка! Вот здорово! А у меня в начале апреля! Может, вместе родим. Будем вместе в колясках катать! Представляешь, как здорово!

Говорила она слишком громко, и веселье казалось Лине несколько нарочитым. Нет, конечно же, Милка искренне радовалась встрече, но что-то омрачало эту радость.

– Ты куда сейчас? – спросила Милка.

– Не знаю, просто гуляю.

– Знаешь, пошли ко мне. Чаю попьем. Все лучше, чем снег топтать.

– А Олег что скажет? – осторожно поинтересовалась Лина.

– Видный, что ли? Так мы не к нему, к мамке моей. Задрал меня этот Видный, и, похоже, окончательно.

– Подожди, вы что, поссорились? – Лина остановилась, взяла подругу за рукав, вопросительно заглянула в глаза.

– Не обращай внимания. Это не в первый и не в последний раз. Знаешь, что лучшее в отношениях с парнем?

– Что?

Милка освободила руку из Лининых пальцев и медленно побрела по дороге, роняя на ходу:

– Самое лучшее – это первый поцелуй. А потом начинается муть голубая: отношения, секс, свадьба, дети, носки, жратва… – она остановилась, запрокинула лицо к небу и жалобно завыла: