Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот я сижу и разговариваю с Дамьеном. Он подтверждает такую оценку своей деятельности. Он говорит, что сам не понимает, как так получилось. Он вспоминает, что в самом начале своей работы на этой должности он действительно испытывал легкую неуверенность, но считал, что вскорости она растворится – по мере того, как он разберется в правилах и принципах работы и поймет свою ответственность. Однако этого не случилось. Вместо того чтобы рассасываться, неуверенность стала расти как снежный ком, и теперь он чувствует такую тревогу и замешательство, что эти ощущения просто парализуют его. Все это создает для него очень неприятную ситуацию на работе, очень сильно давит. Он многое перепробовал, чтобы решить эту проблему, в том числе посетил тренинг развития уверенности. Но, увы, это не только не помогло, но и усугубило ситуацию. Неудачи, которые постигали Дамьена, когда он пытался решить проблему, усиливали его неуверенность в себе, и от этого он чувствовал себя все хуже и хуже.
Рассказ Дамьена вызвал у меня ощущение, что его переживания по крайней мере частично обусловлены тем, что он не во всем согласен с принятыми в этом агентстве подходами к работе и с требованиями, которые предъявляются к психологам-консультантам. Я подумал, что было бы полезно «распаковать» его неуверенность, чтобы у нас возникло более ясное понимание феномена, с которым мы имеем дело. Поэтому я спросил Дамьена, будет ли нормально, если я задам несколько вопросов о его чувствах, чтобы мы могли увидеть разные аспекты его переживаний. Я сказал, что у меня есть некое представление о том, как неприятно ему жить с неуверенностью и тревогой, и как бы ему хотелось не испытывать больше этих ощущений. «Но мне кажется, – сказал я, – что с ними связано что-то еще, о чем нам хорошо было бы узнать». Он сказал: «Cпрашивай». И я спросил: «Скажи, пожалуйста, если бы тебя не беспокоили все эти неприятные чувства, как выглядело бы твое взаимодействие с людьми, обращающимися к тебе за помощью? Ты был бы более сдержан и корректен с ними? Или менее?» В ходе обсуждения этого вопроса мы выяснили, что если бы он совсем не принимал во внимание свои сомнения и тревогу, то он вел бы себя во время работы гораздо менее скромно и более напористо. Мы обсудили, какие последствия это могло бы иметь, и в результате у Дамьена появилась возможность рассказать, как на самом деле ему хотелось бы работать, и поразмыслить над тем, как это связано с его желанием не поддаваться принятой в обществе культуре властных отношений.
Тогда в нашем разговоре появилось пространство, позволившее мне задать еще один вопрос: «Если бы чувство тревоги, о которой ты рассказываешь, совсем не посещало бы тебя, то как бы ты узнавал о результатах своих консультаций, как распознавал бы степень своего влияния на жизнь людей, обратившихся за помощью?» Дамьен сформулировал, что если бы он стал окончательно уверенным в себе человеком, то он вообще не думал бы ни о какой ответственности за последствия своей работы. Дальше мы вышли на важные для него этические вопросы, поговорили об их происхождении и о том, что помогает ему поддерживать контакт с ними.
Мне в голову пришел еще один вопрос: «Если бы ты вообще не испытывал волнения и неуверенности, то что чаще оказывалось бы в фокусе беседы – твои знания об устройстве психики и жизни или представления людей, обратившихся к тебе за помощью?» Дамьен ответил на этот вопрос без малейшей неуверенности: «Конечно, мои прежде всего», – и добавил, что ему это совсем не нравится, его это не устраивает, потому что тем самым игнорировался и обесценивался бы жизненный опыт, который приносят с собой люди. После этого мы обсудили с Дамьеном, как он относится к тому, что некоторые психологические подходы, по сути, маргинализируют обращающихся за помощью людей, и терапевты вынужденно вовлекаются в этот процесс, так как от них ожидают именно этого.
И тут меня заинтересовало еще следующее: «Если бы ты был уверенным и не сомневающимся в себе, ты мог бы признать, что обратившиеся к тебе за помощью люди влияют на тебя, на твою собственную жизнь?..»
Все эти вопросы помогли «распаковать» тревогу Дамьена и обнаружить такие ее стороны, к которым можно прислушиваться, которые можно принять и пригласить в свою жизнь. Дальше мы стали обсуждать, как именно Дамьен может более открыто и искренне выражать свою позицию, касающуюся отношений власти в контексте терапии, этических вопросов терапии, ценностей, бросающих вызов маргинализующим практикам и проч.
На третью встречу с Дамьеном мы пригласили Хелен, ведущего психолога агентства. Сначала я попросил ее быть свидетелем моей беседы с Дамьеном. Дамьен насыщенно описал свою позицию по поводу отношений власти в терапии, по поводу этики и маргинализующих практик. Мы с ним обсудили, как в ходе своей работы в агентстве он может выражать эти свои взгляды. После этого Дамьен отсел в сторону, а мы с Хелен поговорили о том, что она услышала в моей беседе с Дамьеном и что это для нее значит. Говорила она об этом с уважением и признавала ценность высказанных им убеждений.
В результате этой встречи многое из того, что Дамьен благодаря своей тревоге смог сформулировать, стало важным и для Хелен. Совместно с Дамьеном они стали пересматривать методы консультирования и принятую в агентстве практику работы.
Формы и сущность современной власти
Что в этих историях общего? Я считаю, что тяжелые ситуации, в которых оказались Дианна, Дженни, Паулина и Дамьен, во многом явились результатом современных технологий влияния. Речь идет не о том управлении, которое реализуется в первую очередь за счет запретов, ограничений и регулирования, что характерно для традиционных или классических властных структур. Скорее, речь идет о том, что появились нормы, которые предписывают людям определенный образ мыслей и действий. Современная власть, вместо того чтобы запрещать или ограничивать, вовлекает людей в такую организацию жизни, которая удобна этой самой власти, однако происходит это исподволь, с помощью декларирования необходимости саморегуляции.
Можно сказать, что эти технологии дисциплинируют людей, причем слово «дисциплинируют» в данном случае многозначно. Во-первых, люди стараются подстроить свою жизнь и свою идентичность под нормы и правила, сконструированные в ходе развития современных «научных дисциплин». Во-вторых, результатом действия современных технологий управления становится то, что люди вырабатывают привычку к постоянной самоорганизации, самодисциплине.
В этом контексте современные гуманитарные дисциплины,