— У нас есть омлет — вот что значит женская рука в доме! Иди сюда, богомолец, и помни, что суесловие сокращает нам отпущенный жизненный срок.

— Нам и нашим близким, — уточнила Мария, и на лице ее ясно отразилось отчаяние при мысли, что теперь ей от Марка целый месяц будет некуда деться.

Зазвонил телефон. Мария почему-то дернулась и закусила губу. Аллен, внутренне сжавшись, взял трубку — и почувствовал горячий беспричинный прилив радости: это была Клара. По ее голосу можно было решить, что у нее сгорел дом или что началась мировая война.

— Халло… Я не помешала? Слушай, Аллен, тут такая проблема — у меня нет рюкзака, и в магазин я вчера не успела… Может, у вас найдется запасной?..

— Ну конечно, — небрежно сказал Аллен, втайне ликуя оттого, что в прошлом году ему подарили новый рюкзак. — Что-нибудь найдется, приходи скорее.

— И еще… скажи, пожалуйста, что нужно брать с собой? Теплую одежду, посуду, полотенце — правильно? У меня нет… спального мешка, но я возьму одеяло — это подойдет?

— Нет, конечно, — пораженно отозвался Аллен, никогда еще не видевший человека старше себя, не имеющего спального мешка. — У нас есть Робертов старый спальник, он, правда, тоненький, но в нем могу спать я, а тебе отдам свой… Ну как это — что брать? Ну что обычно берут в поход, из расчета на месяц… Особенно холодно быть не должно, а котлы уже взял Марк, так что запасайся посудой только на себя…

Клара помолчала в трубку, а потом извиняющимся тоном объяснила:

— Понимаешь, я никогда раньше не ходила в поход… не ночевала в лесу.

Аллен просто опешил и не нашел что сказать, кроме «Ничего себе… Как же так получилось?».

— Да вот… так уж получилось. Я потом расскажу. Еще… мне, к сожалению, нельзя носить вещи.

В первый миг Аллену пришла нелепая мысль, что ей по уставу нельзя носить никакой одежды, кроме послушнического балахона, в котором она в первый же день — чума побери — погибнет в лесу под рюкзаком; но Клара в следующий миг пояснила:

— То есть я имею в виду тяжести больше пяти килограммов.

— Пустяки, — героически заявил Аллен, у которого гора с плеч свалилась, — мы все за тебя донесем, ты только до нас доберись наконец.

— Ладно, тогда я скоро выхожу. — И повеселевшая Клара положила трубку.

Вскоре явился Йосеф. Походная одежда его состояла из мешковатой штормовки, явно у кого-то одолженной, из-под которой выглядывал воротник-стоечка, столь характерный для мирской одежды священников. Черные вполне приличные джинсы и новенькие горные ботинки-«бульдозеры» довершали ансамбль.

Мужчины начали распределять по рюкзакам продукты, а после Роберт приподнимал поклажу каждого из них, следя, чтобы все было по справедливости. Дойдя до рюкзака Йосефа, Роберт ухватился за лямки — и… едва смог оторвать рюкзак от пола.

— Ого! Йосеф, да что у тебя там такое? Кирпичи?

Йосеф улыбнулся. Удивительно, как этот человек, такой величественный в церкви, где даже сами его движения казались отточенными, как у воина, в домашней обстановке производил полудетское и какое-то недотепистое впечатление! Он даже двигался слегка неловко, периодически задевая и роняя разные вещи. Хотя под словом «ребенок» в его случае вовсе не скрывался enfant terrible, как это подчас бывало с Алленом, — скорее слишком наивный, открытый и в то же время ненавязчивый подросток, который без всякой боязни разговаривает со страшенным разбойником, и не предполагая, что его жизни может хоть что-нибудь угрожать. «И этого милого, нескладного парня я когда-то боялся до судорог», — внезапно подумал Аллен и чуть не рассмеялся.

— Зачем нам кирпичи? Там просто всякие части облачения, если в дороге вдруг понадобится служить мессу. Ризы, они довольно большие, да алтарные покровы, потир и чаша для гостий… Служебные книги, опять же, бревиарий, миссал… Ну и Библия, но она совсем маленькая и ничего не весит. А остальное, кажется, просто личные вещи. Ничего особенно тяжелого.

Роберт вздохнул и с безапелляционным выражением лица стал рассовывать Йосефову долю продуктов по рюкзакам остальных.

Наконец явилась Клара, немало поразив всех своим видом, хотя от нее и ожидали чего-то подобного. Никто из друзей не видел ее в иной одежде, кроме как в послушнической черно-белой, с покрытой головой; теперь же она предстала перед граалеискателями в синих джинсах и клетчатой рубашке, с волосами, закрученными в пучок на затылке. Согласившись выпить чаю, в ожидании она присела на диван и принялась что-то менять в своей прическе, вынув из нее шпильки, — и Аллен восхитился красотой ее черных блестящих волос, которые, как оказалось, падали ниже пояса, завиваясь кольцами на концах.

— Слушай, почему тебе нельзя носить тяжести? — спросил неромантично настроенный Роберт, ставя перед ней исходящую паром чашку. — Ты чем-нибудь серьезным болеешь? Не хочется тебя вынуждать говорить, но лучше нам это узнать сейчас, а не в походе, когда с тобой уже случится что-нибудь скверное.

— Именно так, — поддержала его Мария, на которую как на главного медика в компании легла ответственность за походную аптечку.

— Ну… да, болею, — неохотно призналась Клара. — С раннего детства, меня родители поэтому и не пускали никуда… Не то что в поход — мне и во дворе бегать с ребятами запрещалось. Это называется «железодефицитная анемия».

Мария присвистнула, но так как свистеть она не умела, получилось нечто вроде шипения. Все как по команде посмотрели на нее.

— Дрянь нешуточная, — пояснила та, взволнованно качая головой. — Такая штука с кровью, когда в ней недостает железа, и от этого происходят всякие неприятности. Например, кровь плохо сворачивается. То есть от малейшей ранки может произойти серьезная потеря крови: если ничего не предпринять, будет течь, течь, течь… Пока вся не вытечет. Переутомляться, кстати, тоже нельзя — могут начаться кровотечения.

— Откуда? — глупо спросил Аллен, сам не свой от всех этих ужасов, и тут же пожалел о своем вопросе. Но Мария серьезно ответила:

— Да откуда угодно, из носа, например. Или из горла. В случае серьезного приступа помогает только переливание крови.

«И кровь свою отдать не жаль», — без всякой связи вспомнил Аллен. Да разве ему было бы жаль отдать всю кровь, если бы это потребовалось для спасения Клары?.. Вот почему она такая бледная, что даже светится в темноте…

— Все вовсе не так ужасно, — попыталась разредить атмосферу девушка, — я с этим уже двадцать два года живу, и ничего. У меня есть лекарства, их надо пить каждый день. Я с собой много захватила — на год хватит.

— Одно ясно наверняка, — подвел итог Роберт, вставая, — в нашем походе все ориентируемся по Кларе. Как только у нее появляется хоть малейший намек на усталость — останавливаемся и отдыхаем. Как только ей надоедает нести свои вещи — тут же у нее их берем. И еще — не подпускаем ее ни к чему острому, даже к консервному ножу.

— Ну что вы в самом деле, — досадливо поморщилась девушка, — делаете из меня какую-то… принцессу на горошине! Может, еще в паланкине меня понесете? Тогда мы и за год никуда не доберемся!