кажущаяся бесконечной… Встречные огни фар, от которых воспаленные глаза начинают сочиться солью. Я жмурюсь и скольжу губами по темным волосам крепко спящего сына. Чувствую на себе Юркины взгляды в зеркале заднего вида… Все вспышками, да. Какими-то выхваченными в хаотичном порядке подробностями.

— Давай я его понесу.

— Нет. Просто дверь открой.

Дом встречает нас звуками работающего телевизора и ароматами ужина.

— Как погуляли? — выглядывает из гостиной свекровь.

— Хорошо. Только устали. Мы сейчас же ляжем.

Когда Мишка родился, его сразу отселили в отдельную комнату, ведь Юре нужно было как-то высыпаться. Но сегодня мне плевать на заведенные правила. Я укладываю сына рядом с собой и вырубаюсь, стоит только щеке коснуться подушки. Утром мне требуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Зевнув, нащупываю телефон. С удивлением гляжу на многочисленные сообщения в мессенджере.

«Как вы? Как Миша? Мы волнуемся», — Вера.

«Эль, прости меня, дурака. Ты же понимаешь, что я ничего такого не хотел? Всю ночь не спал — ругал себя», — Славка.

Схлынувшие было эмоции опять накатывают. Резко сажусь, утыкаясь лицом в ладони.

— Тщ-щ-щ, Элечка, все хорошо, — проникает в меня голос… свекрови?! Я подпрыгиваю от неожиданности, ведь…

— Мама? Какого… Вы чего тут? Сколько вообще времени?

— Тщ-щ-щ, Элька, не ори. Мишку разбудишь.

Одиннадцатый час! Мишке давно пора вставать. У нас садик, и вообще… Отбросив одеяло, нащупываю маленький кулачок и с жадностью прижимаю к губам. Страх потери настолько острый, что у меня, как у последней алкашки, трясутся руки.

— Ну, ты чего, девочка? Все хорошо.

Ага. Много она знает. Или… Впиваюсь взглядом в лицо свекрови поверх Мишкиной темной макушки. Да нет! Ну, нет же! Юра не мог ей сказать. Тогда чего Любовь Павловна здесь расселась? Спросить? Как-то неудобно. Не зная, как поступить, машинально касаюсь Мишкиного лобика ладонью, проверяя температуру. И чувствую, как меня обнимают…

— Мам? — удивленно похлопываю по спине всхлипывающую свекровь.

— Элечка, ох, Элечка…

— Да что случилось-то? — пугаюсь.

— Прости, дурочку! Нервы ни к черту, хотела тебя поддержать, а получилось, что сама раскисла.

Не скрывая удивления, наблюдаю за набирающей обороты истерикой. Обычно сдержанная, сейчас моя свекровь едва справляется с эмоциями.

— Такое горе. Как только Юра это все переживет!

— Вы о чем?

— Ой, Элька, а то ты не знаешь! — рыдает Любовь Павловна. — Но ты не думай. Я ни в чем тебя не виню… Ты же не специально. Это все в лаборатории, да, Эля? Перепутали.

Сижу, хлопаю глазами, как дура. Для человека, который меня ни в чем не винит, вопрос свекрови звучит слишком требовательно. И все уже вроде бы понятно, а я никак не могу поверить, что Валов втянул в это еще и стариков. Зачем? Зачем он это сделал? Я хочу понять, и не могу.

Мишка возится, темные ресницы дрожат — того и гляди проснется. И мне по-хорошему нужно срочно решать, что делать дальше, как выстраивать диалог. Но ведь ничего толкового на ум не приходит, и я лишь растерянно тру виски. Ощущение нереальности происходящего, преследующее меня в последние дни, достигает своего пика. Глядит на меня из сонных Мишкиных глаз:

— Мама…

— Привет, мой хороший. Выспался? Пойдем умываться или еще поваляемся?

— А как зе садик? — смешно хмурится мой сыночек.

— А садик мы с тобой благополучно проспали! Представляешь?

— Значит, мы в него не пойдем? Уллла! Баба, мы не пойдем в садик!

Мишка подпрыгивает на кровати и падает в руки свекрови.

— Осторожно, — рыдает та. — Здесь угол, расшибешь лоб! — и целует его, целует. Будто печати ставит. У меня в носу колет. Юра-Юра, ну и кому ты лучше сделал?

«Спасибо, что предупредил меня насчет родителей», — выбравшись из постели, набираю мужу сообщение в мессенджер. Он тут же перезванивает. С намеком ткнув пальцем в телефон, я выхожу из комнаты поговорить. В этом разговоре мне не нужны свидетели, несмотря на то, что Юра решил иначе. И пофиг, что подумает свекровь.

— Ты про что?

— Конечно, про то, что ты все им рассказал. Зачем? Без этого было не обойтись?

— Не знаю, — голос мужа звучит убито. — Мне показалось, что они имеют право знать.

— Что знать? Что у них был внук, а теперь нет? Ты об этом?

— Не передергивай!

— Уверен, что я передергиваю?

Тишина в трубке вибрирует от напряжения, сердце колотится, отдавая в уши.

— Ты хоть представляешь, что я сейчас чувствую?

— Да. Думаю, да… Мне тоже, знаешь ли, нелегко. Я хотела ребенка. Твоего ребенка, Юра…

— Эля…

Мы снова замолкаем, тяжело дыша в трубку.

— Ты же любишь его… — скулю я. — Вас столько связывает, Юрка. Неужели ты этого больше не чувствуешь? А как же эти все — не тот отец, кто родил, а тот, кто вырастил?! Выходит, херня это, да, Юр? Гены важнее?

Я сбрасываю вызов, понимая, что не смогу продолжить без слез, без истерики. Приводить аргументы, какие-то доводы, не смогу найти нужных слов. Без сил оседаю на верхнюю ступеньку лестницы. Прижимаюсь к стене разгоряченным лбом. Боль в груди выжигает душу до черных обугленных краев. И в этой пустоте звенит мыслишка — а ведь это все из-за него. Это он бесплоден. Да если бы не Юра, мне бы вообще не пришлось проходить через ад ЭКО, бросая на это все свои силы, все здоровье и время! Да если бы не он, я бы окончила институт, я бы… Зарывшись руками в волосы, вскакиваю на ноги. Нет, Эля, нет…Прекращай. Такие мысли тебя совершенно не красят.

Не давая моей истерике выхода, за спиной раздаются шаги. Оборачиваюсь к заплаканной свекрови. Смотреть на нее такую невыносимо. А ей как будто невыносимо смотреть на меня.

— Элечка…

— Все нормально, Любовь Петровна. Я все понимаю.

— Ничего ты не понимаешь, глупая! Миша все равно нам родной. И ты.

Свекровь крепко обнимает меня на прощание и уходит собираться на работу — по понедельникам ей к третьей паре.

Оставшись одни, мы с Мишкой завтракаем. Точнее — завтракает он, а у меня совсем нет аппетита. Сварив себе кофе, убираю со стола, отмываю кастрюльку от пригоревшей каши и, включив Мишке мультики, достаю пылесос. Прохожусь под столом и… Взвизгиваю, угодив в чьи-то руки.

— Папа! — радостно орет Мишка, сползая с дивана.

— Испугалась? — смеется Валов, одной рукой подхватывая Мишку, а другой касаясь моей щеки.

— Еще как. Ты что-то забыл?

— Угу. Вот это… — Юрка наклоняется и с удовольствием меня целует. Мишка, как всегда страшно ревнивый в такие моменты, пытается ему помешать. С недюжей силой отталкивая меня маленькими ручками. Я смеюсь. Звук выходит немного влажный из-за непролитых слез.