Провели мы это занятие с большим энтузиазмом. Скажу честно, не знаю, как дети, а я получила большое удовольствие, профессиональное и зрительское, поскольку таких неожиданностей наслушалась, так посмеялась вместе с ними, чего и вам в рабочее время желаю.

Мы использовали карточки из наборов «Сага» (убрав гробы и отрезанные головы; честно говоря, я их всегда убираю), «положительную» часть набора «Аниби», поскольку понимали, что большая часть рассказов должна быть связана с родителями, и часть набора «Хабитат» (тоже не весь, так как он содержит не только позитивные картинки, но и конфликтные), потому что большая часть израильтян в выходные любит сливаться с природой.

Требуемый от ребенка рассказ должен был содержать ответы на два вопроса. Первый – «Что было?» («Что произошло?», «Что я видел?»), второй – «Что я чувствовал?». Ребенок должен был описать событие как будто снятым на видео. Разделения на «чувствовал» и «думал» от малышей мы не требовали, хотя надеялись, что дети уже смогут это сделать. Увы, у израильских детей любого возраста есть несколько жаргонных словечек, описывающих весь диапазон эмоций, в чем они не сильно отличаются от пресловутой Эллочки-Людоедки. «Кейф» – это хорошо, «Ихса» – это плохо, так что проект выполнял в любом случае благородную функцию, обучая детей выражать свои чувства: находить их в своей душе, опознавать и сопоставлять со словами.

Одно из моих наблюдений таково. Дети, как и все люди, делятся на тех, для кого приятное переживание связано с чем-то новым (прямо как все у той же Алисы из страны чудес, помните: Мне так бы хотелось, хотелось бы мне / Когда-нибудь, как-нибудь выйти из дому – / И вдруг оказаться вверху, в глубине, / Внутри и снаружи, – где все по-другому!), и тех, для которых всякое изменение всегда сопряжено с переживанием тревоги, и это переживание всегда вносит ложку дегтя в любое приятное приключение. Я говорю об обычных детях, а не о детях с проблемами общения, для которых тревога – почти постоянное и острое переживание.

Нам требовалось потренировать вербализацию, поучить детей выражать впечатление о чем-то приятном, чтобы уже потом перейти к рассказам о неприятных переживаниях. Соответственно с первой группой последователей Алисы работа шла легко и весело, а со второй возникали казусы.

Вот, например, мальчик Том, красиво подстриженный блондинистый очкарик, непоседа и немного задира (я хорошо была с ним знакома, поскольку при любом моем появлении в саду он не упускал возможности поболтать со мной по-русски). Он выбрал карточку, на которой изображена старушка на берегу моря. Том рассказывает: «Мы ездили к бабуле в Ашдод, моя бабуля живет на море. Вот я и взял эту картинку. А ты была в Ашдоде?» – «Том, я хочу послушать про твое приятное переживание. Значит, в субботу ты ездил с родителями к бабушке и ходил там на море. Правильно?» – «Ага. Только бабуля не пошла с нами купаться, она обед готовила». – «А тебе бы хотелось, чтоб она с тобой пошла?» – «Ну да». – «А что было тебе приятно? Ну, например, что с бабушкой повидался?» – «Конечно». – «Отлично. И что ты чувствовал?» – «Радость. Я был радостный. И довольный. У меня была радость в сердце и в животе».

Мальчик Авишай, кареглазый смышленыш, у него в детском саду есть сестренка-близняшка, которую поначалу он, видимо, по негласному, а может, и гласному требованию родителей, постоянно опекал. Под влиянием мудрой «Мэри Поппинс» Авишай обрел своих собственных друзей, позволив сестре, пугающейся собственной тени, начать свою жизнь и попытать силы в установлении контактов с миром. Однако это в детском саду. Дома же ситуация явно оставалась прежней. Авишай выбрал карточку с изображением подарка. «У нас с сестрой был день рождения, должны были прийти все родственники, и я ждал, чего же мне подарят. И я боялся, что все подарки будут общие. Я хотел велосипед, но родители сказали, что раз Лиран не умеет кататься, то нехорошо покупать только мне». – «А что все-таки было приятного, хорошего? Раз ты выбрал эту картинку, ты хотел рассказать про хорошее, правда?» Авишай улыбается: «Мама и папа подарили мне все-таки велосипед. И я был очень счастливый».

Моя тезка Галя, толстая девочка с косой (вылитая я в пять лет!) выбрала карточку с машиной в пустыне: «Мы поехали в пустыню, я так и знала, что меня будет тошнить!» – «Ты хочешь рассказать про хорошее переживание или про не очень хорошее?» – «Николь велела про хорошее рассказать. Я рассказываю, что в субботу мы с мамой, папой и моим братом поехали в пустыню.» – «И?» – «Сначала дома я боялась, что меня будет тошнить. Но потом я смотрела в окно и мне было интересно». – «Было интересно? А что ты еще чувствовала?» – «Кейф!» – «Мы договорились не говорить “кейф”, помнишь? Вы учили другие красивые слова». – «Я чувствовала радость, что мы все вместе. И было интересно. Мне понравилось».

Думается, что мне удалось осветить преимущества использования карточек в работе такого рода с маленькими детьми: в карточке дети находят зрительную ассоциацию, что позволяет им избежать схематичности, ассоциативности и «стадного рефлекса» при передаче их собственного, индивидуального опыта. Кроме того, если вы запомните выбранные конкретными детьми карточки (некоторые их специально нумеруют – именно для этой цели, чтобы легче было запоминать), то у вас будет возможность вернуться к детскому рассказу в случае, если вас что-то там встревожило. Или если вы хотите поближе с этим ребенком познакомиться.

Техника «Расширение рисунка» дает ребенку толчок к самовыражению. Может быть, это происходит за счет понижения его ответственности за рисунок, но в любом случае облегчает принятие решения нарисовать нечто нестандартное. Попробуйте попросить ребенка нарисовать, скажем, его день рождения. Большая часть детей откажется, сказав, что не умеют этого делать. А Авишай, например, положив на середину листа картинку с коробкой, перевязанной ленточкой, продолжил и нарисовал другие подарки, людей вокруг, стол с угощением, словом, целую картину, чего и сам от себя не ожидал.

А вот пример того, как карточки могут помочь в работе со взрослыми людьми. В описанном ниже случае – с воспитателями детского сада.

И чего только нет в сумке школьного психолога…

Нет, я не расскажу, чего именно у меня в сумке нет. Да и не стану перечислять все, что там есть. Право слово, это сюжет для иного повествования. Расскажу только об одной находке. Отправляясь в отпуск, наводя порядок в столе, папках, шкафах и сумках, обнаружила в одном из многочисленных карманчиков пачечку терапевтических карточек. Что же это такое? Откуда? Все карточки из разных наборов, и откуда же они скакнули ко мне в сумку? Перебираю стопку и по содержанию начинаю догадываться, когда и где я их использовала и (о, позор мне!) почему не вернула в их родные колоды.

«Дело было вечером, делать было нечего…» Ну, дела-то всегда найдутся, так что для истории подходит только начало сей поэтической ассоциации. Однажды вечером, зимой этого года, позвонила мне подруга: «Галя, выручи! Мне послезавтра надо воспитателям детских садов лекцию читать, а я зашиваюсь, не могу!» Выяснив, что за лекция и что за воспитатели, я согласилась. Речь шла о внедрении в детские сады проекта по психологической адаптации дошкольников к жизни в условиях военных угроз и регулярных бомбежек. В предыдущем году в детских садах мы «попробовали» его в пилотном формате, а в этом году он должен быть внедрен во все детсады. Авторы сочинили хороший учебник с пошаговыми инструкциями для воспитателей, которые должны были провести с детьми десять специальных занятий. Отчего же мне было не согласиться посидеть с группой воспитательниц и поговорить с ними о вещах, в которые я сама верю и убедилась, что они хорошо работают?