— На Востоке, может, и сочли бы. — Лицо у мистера Келла наливалось кровью, он понимал, что его загоняют в угол, — Но эти ребята не профессиональные спортсмены. Они ковбои, простые, с восхода до заката, провинциальные работяги, не борцы и не бойцы.

Старый борец с индейцами окинул нас оценивающим взглядом.

— Вы хотите сказать, что в этом городе не найдется человека, который вышел бы против Фрэнка Готча за тысячу долларов, и при этом они готовы сесть на дикую лошадь-убийцу только ради традиции? Если это вы называете спортом, я остаюсь в шоу-бизнесе.

Старый скотовод предпочел сжать в зубах сигару и промолчать. Он не привык к такому количеству ледяного алкоголя и жарких препирательств среди дня. Вместо него ответил молодой ковбой из толпы:

— Я думал, эта тысяча — только для больших городов, вроде Портленда и Сиэтла.

— Это предложение действительно повсюду, сынок, — сказал Билл, — Мы предлагаем это пари главным образом в больших городах. Мы поняли, что в ваших однолошадных городках — как объяснил мистер Келл и вы, ребята, только что подтвердили — вряд ли найдется смельчак, который примет наш вызов.

— Мистер Коди, — сквозь зубы сказал Келл, — я с удовольствием продолжил бы эту дискуссию, но у меня нет ни времени, ни навыка. Меня ждут не дождутся кое-какие делишки в моем шоу-бизнесе. — Он круто повернулся и с пылающим затылком вошел в двухстворчатую дверь.

По правде говоря, он не зря сказал «делишки». При всех его разговорах о традиции в воздухе Пендлтона витал сейчас запах большого куша, и у многих этих спортсменов-любителей текли слюнки. Впрочем, не судите, напомнил я себе, — у тебя-то самого разве не текут маленько? Кажется, пора было и мне заявить о своем аппетите.

Я нашел коню уютное местечко на краю парка в тени большой телеги с горой навоза и соломенной подстилки из конюшни. Место было не просто прохладное, а исключительное. Единственным, кто, кроме нас, воспользовался его удобствами, был рослый мерин Джорджа. Я спросил его, где хозяин. На меня он не обратил внимания, а Стоунуолла приветствовал дружеским ржанием. Я положил перед ними остатки арбуза, а сам отправился к двухстворчатой двери.

В те дни его еще не назвали «Пусть брыкается», и ничего такого возбуждающего, как колокол-лифчик, в нем не висело. Половина потолка состояла из балок и неба. Но, как и на каждом родео с тех пор, здесь было битком народу. Ковбои, горожане и туристы вперемешку пили, смеялись, делали ставки. Я отстоял долгую извилистую очередь и подошел к столу регистрации. Сесил Келл, отставив кувшин и отложив сигару, деловито записывал ковбоев. Он слегка остыл.

— Джонни Нашвилл, если не ошибаюсь? — сказал он.

— На самом деле Джонатан Спейн, мистер Келл, — ответил я. — Какая плата для участников?

— Десять долларов в день за один вид программы. Двадцать пять на три дня за один вид. И пятьдесят за весь круг, если надеетесь завоевать призовое седло. Записались всего человек двенадцать. Остальные решили, что полный крут все равно выиграют Джордж или Сандаун.

Я расстегнул рубашку и на этот раз убедился, что вынимаю десятку, а не сотню.

— Запишите меня на ловлю теленка[22], сэр, — сказал я. — На один день.

Я наклонился, чтобы расписаться, но в это время из очереди протянулась черная рука и поймала меня за запястье.

— Этого ковбоя можете записать на всю гулянку, мистер Келл, — Опять неведомо откуда появился Джордж, чтобы помочь мне принять решение, — Посмотрите на него: молодой, красивый, гибкий… Могу спорить, у него природные способности, и знаю, что у него есть средства.

Скотовод выжидательно смотрел на меня, подняв брови.

— Моя специальность — лассо, мистер Келл. Наш грандиозный друг, как всегда, преувеличивает.

Джордж не убрал руку.

— Послушай меня, Нашвилл, — Он наклонился к моему уху, — Полный круг дает тебе такую же возможность выиграть ловлю и вдобавок шанс победить в седле. Ты слушаешь дядю Джорджа? Ты уже поставил на себя сто долларов в поезде, если помнишь. Теперь поздно робеть. Ты должен участвовать во всех видах, все три дня, чтобы оправдать свой взнос, понимаешь меня? Вы-то меня понимаете, мистер Келл? Я прав?

Не успели мы с мистером Келлом ответить, как у другого моего уха раздался другой голос:

— Красивое седло.

Рядом со мной оказался Сандаун. Он показал на конец стола, где на козлах было выставлено великолепное седло. Все в полированной бирюзе и серебре, оно сияло, как драгоценный камень.

— У Хэмли его покрыли особым тиснением, — продолжал Сандаун. — Такого еще не помню.

— Седло первого чемпиона мира, — провозгласил Джордж, — Давай, друг. Пускай даже ты не такой хороший наездник, чтоб выиграть, но риск — благородное дело. Или ты не игрок? Не выложишь пару мелких бумажек, когда есть шанс добыть такое сокровище?

— Они правы, сынок, — согласился мистер Келл. — Одно серебро в инкрустации стоит больше трехсот долларов. Меерхофф показал мне счет от серебреника. Что скажешь?

Мне показалось, что в помещении стало очень тихо. Кто-то дополнил и развил соображение Сандауна:

— Чертовски красивое седло, Джонни-мятежник.

И кто-то еще добавил:

— Пойдет к твоим сапогам.

Я понял, что попал в окружение. Я отсчитал еще четыре десятки из пояса, и толпа разразилась одобрительными криками.

— Какой у вас здесь адрес, Спейн, Джонатан? — спросил мистер Келл. — Вы где ночуете?

— Сегодня я думаю заночевать с моим конем, сэр. Когда найду, где его пристроить.

Одобрительные крики сменились хохотом.

— Худой! — крикнул ковбой с утиным носом, — Тебе легче будет пристроить свой тощий зад, чем коня.

— Они правы, сынок, — сказал мистер Келл, — В эти дни все конюшни и стойла заняты.

— Прошу прощения, мистер Келл, — вмешался Джордж. — Конь Нашвилла может переночевать сегодня с моим.

Келл все еще ждал, нацелив карандаш.

— Нам нужен ближайший родственник или кто-нибудь. На всякий случай.

Я вздохнул.

— Тогда запишите домашний адрес. Фаундер-лейн, четыреста.

— Джонатан Спейн, — записал Келл. — Фаундер-лейн. — Судя по прозвищу Нашвилл, надо записать, что вы из Теннесси?

— Да, сэр. Т-Е-Н-Н-…