К облегчению Франческо, репортеры, кажется, с ним согласились. Некоторые из них, во всяком случае, согласно кивнув, начали отступать, пряча свои камеры в футляры.

— Попрощайся с ними, дорогая…

Роберта подняла голову, расширенные глаза ее были темны, взгляд не сфокусирован. В этот момент сверкнула вспышка какой-то одинокой камеры.

— Попрощайся же!

— До свидания. — Она произнесла это автоматически, как одурманенная.

Стремясь увести Роберту в дом как можно скорее, Франческо чуть не на руках перенес ее через порог, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Роберта! — Взяв обеими руками за плечи, он сильно встряхнул ее обмякшее, как у тряпичной куклы, тело. — Роберта, что, черт побери, с тобой творится? Что такого случилось?

Случился ты, мысленно ответила она. Подобно тому, как ты случился в моей жизни год назад, вспыхнув сродни взрыву атомной бомбы и разнеся мое сердце и весь мой мир на мелкие кусочки, собрать которые воедино уже невозможно. Случился ты, черт бы тебя побрал!

Роберта пыталась возненавидеть его, страстно желала возненавидеть. Так было бы намного безопаснее и проще жить. Но как ни старалась она возбудить в себе ненависть, все было бесполезно. Своим поцелуем он словно открыл ящик Пандоры, и было понятно, что закрыть его обратно не удастся.

— А что, черт побери, творится с тобой? — попыталась перейти в ответную атаку Роберта. — Что ты творил сейчас там, на крыльце?

— Что я творил? — У него еще хватило наглости прикинуться возмущенным и оскорбленным. — Как мне показалось, я помогал тебе. Пришел, чтобы тебя спасти.

Роберта отчаянно замотала головой. Но, как ни странно, это энергичное движение дало положительный результат, позволив прояснить мысли, сосредоточиться и обратить наконец внимание на происходящее вокруг нее, в частности на то, как Франческо одет. Решив, по всей видимости, не тратить времени на переодевание или просто не придав этому значения, он вышел к репортерам все в том же шелковом темно-синем халате, в каком Роберта .застала его в кухне.

— Пришел, чтобы меня спасти! — повторила она, вкладывая в эту фразу столько сарказма, сколько могла. — И как же ты собирался это сделать? Взгляни на себя! — Роберта указала на него театральным жестом, который Франческо откровенно проигнорировал. — Ты вышел из дому, одетый подобным образом! Или, вернее сказать, раздетый подобным образом. Неужели ты не понимаешь, что они должны были подумать?

Выражение, появившееся на красивом лице мужа, было ей хорошо знакомо. Роберта видела его уже много раз, и оно не предвещало ничего хорошего. Это была смесь упрямства, гордости — оскорбленной гордости — и крайнего раздражения. В общем, он напоминал готовую взорваться петарду

Однако на этот раз Франчсско удивил ее. Мгновенно взяв себя в руки, он стал похож на мраморную статую, с пустыми — кажущимися пустыми — глазами А когда заговорил, то голос его звучал размеренно и низко:

— И что же, по-твоему, они должны были подумать?

Неужели придется высказывать все это вслух? Судя по выражению его лица, придется.

— На тебе был халат, и больше ничего! Все это выглядело так, будто ты… будто мы… только что вылезли из постелей. Более того, из одной постели!

— Они так и подумали.

— Что… что ты говоришь?

— Они так и подумали и оказались здесь именно поэтому. — Франческо повернулся и не спеша направился к лестнице. — Я полагал, что это очевидно.

— Но не для меня! — Последние слова Роберты были уже обращены к его широкой спине. — Франческо, почему они должны были так подумать?

Оглянувшись на ходу, он, однако, продолжил подниматься по лестнице.

— Потому что кто-то сообщил им о том, что это случилось.

— Но кто?

— Догадайся сама, дорогая. Это не составит особого труда.

Не составит особого труда? Возможно. Но только не для нее.

Роберта так и осталась стоять внизу, озадаченная и полностью поглощенная своими мыслями. Франческо исчез из виду, шаги его замерли. А секундой позже его черноволосая голова вновь показалась над перилами.

— Любовник, — лаконично сообщил он и направился в сторону своей спальни.

— Любовник?

Роберта припустилась за ним по лестнице. Почти взлетев на площадку, она подбежала к двери его спальни и, постучав, открыла ее, не дожидаясь ответа.

— Неужели ты имеешь в виду Сайласа? Потому что я вовсе… О Боже! — Слова замерли у нее на устах, да и сама она застыла как вкопанная.

Сняв халат и бросив его на кровать, Франческо стоял посреди комнаты в одних трусах, подчеркивающих плотные мышцы ягодиц и оставляющих открытыми длинные, загорелые, сильные ноги, поросшие черными волосами. На мускулистом торсе, с широкими плечами и узкой талией, не было ни грамма жира.

Отворачиваться было уже поздно. Франческо успел заметить, как Роберта смотрит на него, не в силах отвести глаз от чувственного совершенства его тела. К тому же она прекрасно знала, что, даже если сейчас зажмурится, этот образ по-прежнему останется перед ее мысленным взором.

— Ну что, насмотрелась? — наконец поинтересовался Франческо, видя, что она продолжает взирать на него, не в состоянии произнести ни слова. — Или, может, ты просто хочешь воспользоваться преимуществом того, что я не одет?

— Нет-нет… разумеется, нет! — Покраснев как рак, Роберта яростно замотала головой и отступила на шаг. — Никоим образом! Извини… Я не должна была…

Безразлично пожав плечами, словно показывая таким образом, что извиняться нечего, Франческо усмехнулся.

— В конце концов, ты не увидела абсолютно ничего нового. Когда мы были мужем и женой…

— Тогда все было по-другому. К тому же теперь мы больше не муж и жена.

— В глазах закона мы по-прежнему ими остаемся.

— Может быть, но только не в моих, — возразила Роберта и увидела, как его губы на миг сжались в тонкую линию.

— Это совершенно очевидно, — сухо заметил он, к ее крайнему раздражению. — Впрочем, я, собственно, не против, — продолжил Франческо, пока она отчаянно пыталась подыскать подобающий ситуации ответ.

— Не против чего?

— Не против того, чтобы ты решила использовать меня в своих целях. Точнее, я бы даже приветствовал подобный поворот событий. Это внесет приятное разнообразие в наши отношения. В конце концов, не одной же тебе предъявлять обвинения.

— Я никогда не… — начала Роберта, но тут же вспомнила письмо, которое оставила, уходя от него. То, в котором, не желая из гордости упоминать о том, что знает об отношениях мужа с Луизой, объясняла свой поступок его неэтичным поведением в истории с земельным участком. Она не могла — и никогда не смогла бы — оставаться с человеком, который ей лжет, гласило письмо, поэтому уходит и не желает больше его видеть.