Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Алик! – захотелось через весь класс крикнуть Тосе. – Ты не бойся. Ты положись на меня. Я тебе помогу…»
– Одуванчикова! – сказал Сергей Фёдорович. – Извертелась совершенно. Даже на контрольной не можешь спокойно посидеть…
Тося сделала виноватое лицо, провела рукой по своим густым красивым волосам, заправила за ухо прядку, чтобы было, как у киноактрисы Галины Польских, и стала водить ручкой по промокашке, чтобы Сергей Фёдорович увидел, как она изо всех сил решает контрольную.
Слева от Тоси сидела Аня Залетаева и что-то сосредоточенно подсчитывала на промокашке.
«У, вредная! – подумала Тося Одуванчикова. – Отличница какая нашлась! Воображала…»
Но, подумав так, Тося не испытала совершенно никакой злости. Честно говоря, она уже не сердилась на Аню Залетаеву. Такой уж характер был у Тоси Одуванчиковой – она не могла долго сердиться. Ей давно уже хотелось заговорить с Аней, только она боялась. Она была уверена, что гордая Аня ни за что в жизни не станет разговаривать с ней после того, что было…
«И зачем я ей сказала про «классную доску»? – ругала себя Тося. – Ну зачем? Теперь она мне всю жизнь не простит. И будет права. И что же я за гадкий такой человек! Да мало ли что её Гвоздева с Собакиной «классной доской» прозвали! Ну и что? Вовсе она не «классная доска»! И уж если разобраться, то Аня Залетаева, например, гораздо лучше, чем Гвоздева и Собакина… Уж она-то никогда ничего за спиной нехорошего про своих одноклассников не говорит. А они говорят. И хихикают. И делают всякие знаки. А если тот, над кем они хихикают, оборачивается к ним лицом, они тут же принимают самый невинный вид.
Нет, Аня Залетаева совсем не такая. Если ей что-нибудь не нравится, она прямо в глаза говорит. Ну, может, она чересчур уж принципиальная – это да, с этим Тося бы согласилась, но зато она круглая отличница и учителя всегда ставят её в пример.
А Гвоздеву с Собакиной не ставят. И не говорят про них, что они самые дисциплинированные и самые аккуратные… А про Аню говорят. И это чистая правда». Тося даже не могла себе представить, как у Ани хватало терпения выслушивать все подряд объяснения учителей. Лично у Тоси – она сама это знала – никогда не хватало. А уж у Гвоздевой и Собакиной и подавно.
Обо всём этом думала теперь Тося Одуванчикова, рисуя ручкой на промокашке цветочки и поглядывая искоса на Аню Залетаеву.
Аня не замечала этого взгляда. Она решала задачу. Вид у Ани был странный.
Она сидела бледная, тёрла рукой лоб и, уставившись в тетрадь, грызла свою пластмассовую лиловую ручку.
Это было на Аню непохоже. Раньше Аня никогда не бледнела на контрольных, никогда не тёрла лоб и не грызла никаких ручек…
Тося насторожилась.
Аня перестала грызть ручку и стала быстро-быстро писать. Потом она задумалась и снова сунула ручку в рот. Видно, что-то у неё не клеилось.
Она вдруг перечеркнула написанное и снова стала быстро считать на промокашке. Потом бедная ручка прямо затрещала под её зубами.
Первый раз за весь месяц Тося Одуванчикова увидела, что Аня волнуется.
И волнуется ужасно.
На глазах у Тоси творилось что-то странное: Аня Залетаева не могла решить контрольную.
Лоб у Ани вспотел. Промокашка была вся истерзана. На ручке виднелись отчётливые следы зубов.
И тут Тося ощутила сзади несильный толчок в спину.
Так и есть: Верка Пантелеева решила задачу.
Тося согнула в локте руку и незаметно сунула её за спину. Тосины пальцы ощутили гладкую бумажку.
«Молодец, Пантелеева! Не подвела!..»
Тося развернула бумажку, и ровно через три минуты задача была списана.
Тося свернула шпаргалку и хотела перебросить её Алику Спичкину, но тут её постигла неудача.
Сергей Фёдорович как раз прохаживался по узенькому проходу между их столами.
Тося ещё раз с жалостью поглядела на несчастное лицо Алика…
А скоро по всем этажам, по всем коридорам и классам разливался звучный, пронзительный звонок.
Алик ждал Тосю в раздевалке.
– Ну как, решила? – спросил он.
– Да что ты, Алик! – сказала Тося. – Верка списать дала… А ты?
– А я и решать не стал, – сказал Алик. – Зря только силы тратить… Сама подумай, зачем мне математика?! Пусть пару ставят, мне всё равно.
– Ну, всё же неприятно, – сказала Тося.
– Да чего неприятного? – сказал Алик. – Что я, математиком стать собираюсь? Да я буду преступников выслеживать! Я в милиции работать буду. Вот я тут один журнал принёс, «Человек и закон». Интересный – закачаешься! Это тебе не математика!
И пока их одноклассники, толкаясь в раздевалке, напяливали на себя впопыхах пальто и шапки, Алик отвёл Тосю в сторонку, вынул из портфеля журнал «Человек и закон» и открыл в заложенном месте.
– Вот, читай, – сказал он. – Имей в виду, это я только тебе показываю. Остальные в этом ни черта не смыслят. Безмозглые какие-то личности…
– Ужасно интересно! – сказала Тося, не поняв ни слова и поражаясь тому, какой Алик умный.
– Эй, Тоська, ты идёшь домой? – крикнули ей Гвоздева с Собакиной. – Чего это ты там со Спичкиным расселась?
– Идите без меня, – сказала Тося. – У меня дело есть.
– Ой, держите меня – дело! – сказала Собакина.
– Жених и невеста! – крикнула Гвоздева.
Тося вскочила.
– Не обращай внимания! – сказал Алик. – Я же говорю – безмозглые личности. Представляю, как они все глаза вылупят, когда нам министр внутренних дел награду даст! Они тогда не то запоют!
– Какую награду? – удивилась Тося.
– За поимку опасного преступника, – сказал Алик. – А ты что думаешь, это просто – взял, поймал и всё? Нет, за это награда полагается! Золотые часы или ещё что-нибудь. Сам министр нам руку будет жать!
Алик даже зажмурился, представляя эти приятные мгновения. На его руке уже как будто вспыхнули золотом часы. И он даже поднёс было левую руку к уху, чтобы послушать их нежное тиканье… Но тут мимо них близко-близко прошёл не торопясь неизвестно откуда взявшийся Агафонов, и часы, горевшие нестерпимым блеском на руке Алика, померкли, и вместе с ними померк мечтательный взгляд Алика Спичкина.
С некоторой тревогой Тося и Алик проследили, как Агафонов небрежным жестом водрузил себе на макушку облезлую шапку, как сунул руки в рукава пальто и как пошёл, не застёгиваясь, к дверям, и только тогда, подождав ещё минут пять для верности, тоже встали и пошли одеваться.
Раздевалка пятого «А» была уже пуста. Только одна желтоватая сусличья шубка висела в углу. Но Алик и Тося не обратили на неё никакого внимания. Грозный образ двоечника и хулигана занимал сейчас все их мысли.