Наконец, официантка Нэнси прибежала из кухни с тряпкой и стала вытирать пол, но Лу не соглашалась, и, ссылаясь на хартию прав человека, требовала, чтобы тряпку отдали ей, поскольку она виновата и должна быть наказана.

Под шумок академических пререканий по поводу права на тряпку и меры ответственности нечаянного нарушителя общественного спокойствия, Брайан решился вступить в разговор с соседом:

– Вы надолго к нам, профессор Рунге? – спросил он, чувствуя как на каждом слове голос его может пресечься от волнения.

Вопрос его почему-то страшно насмешил профессора Рунге, который, похоже, даже не заметил волнения Брайана:

– Только ради Бога не вешайте на меня профессорский ярлык – взмолился он – я всего-навсего пишу работу на степень магистра! И зовите меня просто Ули – у нас на факультете по фамилии обращаются только к тем, к кому плохо относятся. А вы тут давно, мистер..? – поинтересовался он.

– Брайан. Здесь все зовут меня Брайан, я сотрудник, – вынужден был сознаться Брайан, остро сознавая, что этим признанием он возводит между собой и прекрасным магистром непроходимую стену социального неравенства. И добавил, понурив голову: – Я – ответственный за каталоги.

Однако это признание не отпугнуло Ули. Более того, оно, по всей видимости, повысило его интерес к Брайану.

– Вот удача! – воскликнул он. – Надеюсь, вы поможете мне найти все, что мне нужно?

– А чем вы интересуетесь? – спросил Брайан, не поднимая глаз от тарелки, чтобы будущий магистр не прочел в его взгляде безоглядной готовности добыть для него все сокровища библиотеки, включая даже те, на получение которых требуется специальное разрешение директора.

– Вообще-то я интересуюсь шотландскими сторожевыми башнями…

– Всего-навсего шотландскими сторожевыми башнями!

Однако прежде, чем душу Брайана захлестнуло разочарование чрезмерной простотой задачи, не требующей от него героических подвигов, фраза Ули интонационно оборвалась на последнем слове и нерешительно повисла в воздухе, ожидая завершения. Похоже было, что Ули не спешит ее закончить – он замолчал, зачерпнул ложку овсянки и поднес ее ко рту. Брайан зачарованно наблюдал, как глотательное движение всколыхнуло нежную ямочку у основания смуглого горла, и неимоверным усилием подавил внезапный порыв коснуться этой ямочки кончиком пальца, а еще лучше – прильнуть к ней губами. Чтобы скрыть свое запылавшее лицо, он поспешно склонился над тарелкой с кашей, делая вид, что ест. Ули зачерпнул было новую порцию овсянки, но есть не стал, а, склонив голову, уставился на Брайана, словно решал, продолжить фразу или нет. Брайан испугался, что сосед заметит его полыхающие щеки и догадается о его непотребных мыслях, но тот был занят чем-то своим. Опустив на край тарелки нетронутую ложку с кашей он спросил:

– Кроме того… – он помедлил. – Скажите, здесь можно найти пособия по расшифровке кодированных текстов?

– А что? – замирая от сладостного предчувствия выдохнул Брайан.

– Я тут бьюсь над одним текстом, который никак не удается расколоть…

Это было уже слишком! Сердце Брайана гулко колыхнулось и покатилось куда-то вбок, под ребра. Ему пришлось больно закусить нижнюю губу, чтобы обуздать свой готовый зазвенеть от возбуждения голос.

– Текст древний? – спросил он почти обыденно.

– Понятия не имею, – задумчиво произнес прекрасный магистр, облизывая ложку и не подозревая, какую бурю чувств это несложное действие вызывает в душе его соседа. – По-настоящему узнать его возраст можно только после расшифровки.

– И давно вы пытаетесь его расшифровать?

– Порядочно, – вздохнул Ули. – Я ведь не специалист.

– Вам повезло! – воскликнул Брайан, мысленно поднимаясь во весь рост и гордо выпячивая грудь, хотя внешне он продолжал сидеть за столом, размазывая по тарелке нетронутую овсянку. – Мое истинное призвание – расшифровка неподатливых текстов!

Сразу после завтрака Ури решил поглядеть на здание библиотеки снаружи.

Накануне он приехал слишком поздно, чтобы с улицы увидеть подробности его очертаний, скрытых в темноте глухим каменным забором и пышными кронами окаймляющих деревьев. Он опоздал даже к вечернему чаю, хотя свет еще горел в больших окнах первого этажа, когда он, найдя на ощупь секретную защелку, открыл калитку, хорошо замаскированную в правой створке сводчатых ворот, ведущих во внутренний дворик. Прежде, чем войти в дом, он заглянул в одно из освещенных окон, откуда доносилась приглушенная музыка. Как он и предполагал, это была гостиная, где еще недавно был сервирован вечерний чай. На резном буфете в углу стояли два больших фарфоровых чайника благородных очертаний, а по всем многочисленным столам и столикам были рассеяны белые чашечки с остатками чая. Два пожилых джентльмена в пасторских воротничках, один совершенно лысый, другой увенчанный роскошной седой гривой, стояли, опершись на рояль, и следили, как порхают по клавиатуре умелые пальцы высокой тонкой блондинки. Блондинка сидела к Ури спиной, так что лица ее он разглядеть не мог. Он видел только шелковистые локоны, золотым каскадом спадающие на белый воротник ее блузки. Зато лицо лысого пастора он мог разглядеть хорошо, и на миг оно показалось ему знакомым.

Тут блондинка кончила играть, поднялась из-за рояля и направилась к двери, и оба пожилых джентльмена поспешили за ней, говоря, судя по их жестам, что-то восторженное. Блондинка неожиданно оказалась очень высокой, гораздо выше своих собеседников, она шла чуть покачивая бедрами, ее белая спортивного покроя блузка была заправлена в стильные джинсы, перехваченные в талии плетеным кожаным поясом. На пороге она обернулась к своим поклонникам, чтобы попрощаться, и Ури наконец увидел ее лицо – угловатое и надменное, оно завершалось аккуратно подстриженной светлой бородкой. Дожидаясь, пока любители музыки разойдутся, Ури гадал, какие еще чудеса предстоит ему увидеть в этом заповеднике учености. Когда голоса в коридоре стихли, он легко отворил боковую дверь, нажав четыре цифры условного кода на маленькой белой панельке рядом со звонком.

Эти четыре цифры плюс секрет защелки и номер его комнаты были почти единственной реальной бытовой информацией, которую сообщил ему в Лондоне Меир. Вся их долгая беседа пошла на уточнение деталей предстоящей Ури работы, на подробное изучение плана библиотеки и, главное, на формулировку всего, что было ему запрещено. Назвать остальных участников операции Меир решительно отказался. «Тот, кому надо с тобой связаться, сам на тебя выйдет, а остальные пусть останутся неопознанными. Чем меньше вы будете друг о друге знать, тем меньше шанс, что вы как-нибудь друг друга засветите». Услышав этот тезис, Ури с легким раздражением подумал, что Меир слишком по-детски увлекается своей игрой в сверхсекретность, в которой все до конца знает только он один. «А мы для него – просто оловянные солдатики. Он, если хочет, выпускает нас на поле боя, если нет – сгребает в горсть и бросает обратно в коробку». И ни с того ни с сего пожалел мать, которая теперь тоже окажется игрушкой в руках Меира. Вот уж когда тот сможет насладиться своей властью над ней!