– Езжайте один, а я следом.

– Тогда уж вы, а я потом, – ответил незнакомец.

Женя вошла в кабину, и в этот самый момент на нее пахнуло мужским парфюмом. Запах показался ей знакомым настолько, что она растерялась, опустила взгляд и перед тем, как двери закрылись, а кабина начала подниматься, успела разглядеть обувь мужчины. Ботинки были новые, из хорошей кожи. Такие могут позволить себе немногие – только те, кто, бывая в Италии, заходит в дорогие магазины и не смотрит на ценники.

Утром Женя добиралась до работы на метро. Подошла к дверям факультета, издали увидела оставленную накануне свою машинку и обрадовалась тому, что за ночь с ней ничего не случилось. Теперь ее автомобильчик стоял, зажатый какими-то монстрами и казался испуганным.

Проскочив мимо будки охраны, Женя миновала турникет, спрятала в сумочку пропуск, подняла глаза – и у нее подкосились ноги. На стене висел огромный лист бумаги, обрамленный черной рамкой. Под ним стоял небольшой стол, на котором лежали цветы. В центре траурного листа находилась фотография Шашкина, с которой ректор улыбался каждому входящему в вестибюль. Лукошкина подошла ближе, стала вглядываться в текст некролога и не могла понять смысла того, что читает. «Трагически погиб… выдающийся представитель российской журналистики… член Академии российской словесности, замечательный педагог…»

Женя обернулась, чтобы узнать у кого-нибудь подробности, но никого не было – только охранник в будке. Отворилась дверь. В вестибюль вошла Алла Пасюк. Она кивнула Жене, бросила взгляд на некролог. Видимо, уже знала новость.

– Как это случилось? – спросила Женя.

– Его застрелили, – спокойно ответила Пасюк. – Прямо возле дома, когда Шашкин выходил из машины. Стреляли дважды: сначала в сердце, а потом в голову. Типичная заказуха. Вчера весь вечер в новостях показывали. Ты что, телевизор не смотришь?

– Я у мамы была.

Они поднимались по лестнице. Женя свернула на третий этаж к ректорату, а Пасюк степенно продолжила путь наверх.

Лукошкина подошла к своему кабинету, возле которого стоял человек в сером костюме.

– Вы ко мне? – спросила она.

Мужчина молча отвернулся.

Женя открыла ключом дверь, вошла. И тут же человек в костюме проскочил следом.

– Я из Следственного комитета, – объявил он. После чего быстро достал из кармана удостоверение и развернул его перед самым лицом Жени. Причем сделал это так стремительно, что Лукошкина ничего не успела рассмотреть.

– Заприте дверь, чтобы никто не мог помешать нашему разговору, – приказал мужчина. Потом прошел вперед и опустился за стол, на рабочее место Жени, а ей рукой показал на стул.

– Присаживайтесь!

Она послушно села напротив следователя, который раскладывал перед собой какие-то бланки, и услышала:

– Назовите свою фамилию, имя и отчество. Адрес по регистрации и адрес, по которому проживаете фактически. А также место работы и должность.

Женя продиктовала, и мужчина все записал.

– Теперь скажите, в каких отношениях вы были с Максимом Анатольевичем Шашкиным.

– В служебных. Он ректор института, где я работаю. – Лукошкина помолчала, а потом добавила: – То есть был ректором.

– Встречались ли вы с ним во внеслужебное время и вне стен вашей работы?

– Нет, не встречалась, – покачала головой Женя. – Да я и работаю здесь меньше недели.

– Скажите, при каких обстоятельствах вы с ним виделись в последний раз? В какое время расстались и где?

– Расстались около семи часов вечера возле метро «Василеостровская», куда Максим Анатольевич подвез меня на своем автомобиле.

– А до того?

– До того мы были с ним в его кабинете.

– И чем вы там занимались?

– Разговаривали, а потом выпили по рюмке армянского коньяка.

Следователь хмыкнул, но продолжал записывать.

– Чем вы можете объяснить тот факт, что ректор пригласил вас, мягко говоря, выпить с ним, хотя вы, по вашему уверению, поддерживали с ним лишь служебные отношения?

– Максим Анатольевич был другом моих деда и отца. Узнав, что я устроилась сюда на работу, просто позвал поговорить и угостил коньяком. Потом довез до метро…

– Ваш дед и отец могут подтвердить свою дружбу с убитым?

– Нет. Они давно умерли.

Следователь снова хмыкнул.

– Так почему же он все-таки пригласил в свой кабинет именно вас? И потом, кто может подтвердить, что Шашкин высадил вас у станции метро?

– В метро есть камеры наблюдения. Около семи вечера я вошла на «Василеостровской», а через полчаса вышла на «Черной речке». Можете проверить записи наружных видеокамер.

– Вот только не надо учить меня работать! Конечно, мы все проверим. Уже сейчас в кабинете Шашкина работают эксперты-криминалисты, которые обследуют все и уж наверняка обнаружат много чего интересного. А сейчас ответьте, когда и где вы познакомились с убитым…

Следователь еще час задавал вопросы, потом дал Жене подписать ее показания. Собрался было уходить, но вдруг что-то вспомнил и задал еще один:

– У вас есть мобильный телефон?

Женя кивнула.

– Дайте-ка его сюда.

Следователь взял аппаратик и стал проверять список входящих и исходящих звонков.

– Вчера между семью и половиной восьмого вечера у вас был непринятый звонок. С кем вы были должны связаться по телефону?

– Вероятно, там указан номер абонента. Назовите его, и я отвечу. А звонка я ни от кого не ждала.

– Здесь написано «Слава», – сообщил человек в костюме.

– Это Слава Нильский, журналист.

– Чем он занимается? Ах да…

Следователь внимательно посмотрел на Женю.

– А вы что, с ним знакомы?

– Если номер его телефона в памяти моего мобильника, видимо, знакома.

– Отвечайте определенно.

– Мы учились вместе на факультете.

Следователь усмехнулся, но уже почти дружелюбно.

– Я его не люблю нисколько, то есть не нравится он мне. Жена его слушает постоянно, по телевизору смотрит передачи с его участием. Дочке десять лет, и ведь тоже на этом Нильском зависла. Я им говорю: «Девочки мои, он же не мужчина вовсе, а самый настоящий…» – Следователь посмотрел на Женю. – Ну, в смысле, гей. Ведь правда?

– Не знаю, – ответила Лукошкина, – спросите у него самого. Или у его жены Лизы Гагаузенко.

– Как, как? – переспросил следователь, чтобы лучше расслышать и запомнить.

– Гагаузенко, – повторила фамилию Женя.