Но я уже карабкался наверх. И почти уже влез на крышу, как в левое ухо мне залетел поздний слепень. Я потерял равновесие, слишком сильно надавил на последнюю ступеньку. Лестница хрустнула и в буквальном смысле рассыпалась на части. Здорово. Со стороны это выглядело, наверное, весело.

Я услышал, как Тоска внизу громко ойкнула.

Какое-то время мои ноги болтались в воздухе. Хорошо еще, доски на крыше были прибиты недостаточно плотно друг к другу, и я смог удержаться.

– Скажи, что мне делать? Может, я сбегаю, кого-нибудь позову? – с испугом спросила снизу Тоска.

– Не надо. Секвойи умирают вертикально.

Сейчас главное успокоиться и собраться с силами, подумал я. За три секунды успокоиться, потом быстро залезть.

Мне это удалось. Руки меня не подвели. Я собрался, закинул ногу на край крыши, подтянул вторую ногу и уже через мгновение сидел наверху. Не зря, не зря все лето я потратил на бессмысленное купание в ласковых водах Средиземного моря.

– Ну как? – крикнул я вниз Тоске.

– Даже не знаю, с кем тебя точнее будет сравнить. С Тарзаном или Кинг-Конгом, – устало ответила Тоска.

Я сначала прокричал, как Тарзан, а потом постучал себя кулаками в грудь, как Кинг-Конг. Получилось забавно. Тоска засмеялась.

– Все равно придется кого-нибудь позвать, – сказала Тоска. – Здесь высоко. Как ты слезешь?

– Не надо никого звать пока. Лучше сходи домой и принеси веревку покрепче.

– А мыло прихватить?

– Мне нравится ход твоих мыслей, – прокричал я. – Давай и побыстрее, а то скоро стемнеет и меня заберут... ну, пусть летучие обезьяны.

Тоска махнула мне на прощание рукой и побежала к домам.

А я остался на крыше. Решил даром время не терять, не зря же я сюда лез? Улегся на доски и стал смотреть в щель.

Увидел сено. Сместился немного вправо. Тоже сено. Еще сместился. Опять сено. Как ни старался, заглядывая во все прорехи между досками, всюду видел одно сено. Сеновал. Сплошной сеновал.

Тогда я решил перебраться на другую половину крыши. С другой стороны было все то же сено. Сено, сено, сено, но вдруг...

Вдруг мне показалось, что между сеном что-то блеснуло.

Конечно, я не ожидал встретить в старом заброшенном амбаре летающую тарелку, хотя кто знает. Кто знает, что могут скрывать эти старые развалины.

Поэтому мне захотелось получше рассмотреть блеснувший предмет, и я стал сползать по покатой стороне крыши.

Доски заскрипели. Блестящий предмет все еще не был виден. Я сдвинулся еще на полметра. Не видно. Надо сместиться еще.

И я стал смещаться.

Доски затрещали совсем пронзительно. И я увидел. Всего на секунду я увидел...

Доски не выдержали.

Я полетел вниз.

– Что там было? – спросила Тоска.

– Сено, – я потер бок. – Хорошее, душистое сено. Тонны две. Если бы не сено, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Интересно, есть какая-нибудь богиня сена?

– Не знаю...

– Узнай, пожалуйста.

Я отряхнул с одежды землю и сено, оставшиеся после моего спасения из амбара.

Из амбара я выбрался просто. В одном из углов обнаружилась прореха, невидимая снаружи. То ли собаки прорыли, то ли лисы. Прореху я расширил и оказался на свободе.

Тоска ждала меня с испуганным лицом. Видимо, вернулась, услышав грохот проваливания.

Я поднялся на ноги.

– Дай-ка блокнот, – попросил я.

Тоска протянула мне книжечку. Я открыл последнюю страницу. Записал. Вернул Тоске.

– Что это? – спросила Тоска. – Цифры, буквы какие-то...

– Головой стукнулся, – объяснил я. – И в ней возникло. Как у Ньютона. Вот, решил записать. А вдруг это формула абсолютного топлива?

– И что, получается, ты лазил на крышу зря?

– Почему зря? Формулу абсолютного топлива изобрел.

– Твоя формула скорее на автомобильный номер похожа.

– Все великое – просто, – огрызнулся я. – Пойдем, старушка, солнце клонит долу. Не стоит бабу Надю волновать.

– А пробежаться не хочешь? – предложила Тоска. – Могу поспорить, я тебя сделаю!

– Побежали!

И мы побежали. И Тоска меня сделала.

Бабушка на нас наорала, потом напоила теплым молоком с самодельным овсяным печеньем с изюмом. Я объелся и с трудом заполз в спальный мешок. И я еще застегивал «молнию» на спальнике, а Тоска уже сопела, ворочалась и скрипела пружинами своей старомодной койки.

Я попытался проанализировать полученные данные, но не смог – первый день пребывания в деревне, к тому же на свежем воздухе, меня здорово измотал.

К тому же теплое молоко – отличное снотворное.

Поспал хорошо, без дурацких сновидений.

На следующий день с утра я занялся привычным делом – сдиранием переводной картинки с китом. Нажевал хлеба с брюквой, медом и чесноком, изготовил целебную лепешку и приложил к руке. Перемотал бинтом. Однако уже через двадцать минут почувствовал малотерпимое жжение и вынужден был повязку с целебной лепешкой отъять. Переводка держалась. Ничего на нее не подействовало.

– Так тебе и надо, – злорадно усмехнулась Тоска. – К таким переводкам всегда прилагается специальный раствор для их удаления. А ты его, видимо, позабыл прикупить. Теперь мучайся.

Я стал мучаться.

После завтрака мы вновь были отправлены за молоком с довольно строгим указанием быть внимательными при совершении покупки. «Чтобы тут ничего, кроме молока, не плавало», – сказала бабушка, подавая нам банку.

И мы пошли.

Погода была премерзкая, мелкий дождик зацедил прямо с утра. Чмокая по лужам антикварными галошами, мы невесело брели к молочному месту дожидаться фермеров. Хотя, по мнению Тоски, шансы их дождаться были невелики, состояние дорог в сорняковском уезде оставляло желать лучшего. Впрочем, в этот раз фермеры приехали даже раньше, и мы вполне спокойно, не парясь, купили молочка.

А вот обратный путь в очередной раз был омрачен.

До бабушкиного дома оставалось всего каких-то пару шагов, мы уже свернули в проулок, как вдруг послышались крики. По улице Фадеева бежал совсем мокрый мальчишка лет семи-восьми. Он бежал под дождем в одной футболке и легких спортивных штанах, ни плаща, ни зонтика. Пацан утирался кулаком, только было непонятно от чего: то ли от слез, то ли от дождя. Потом паренек остановился и крикнул:

– Бараны придурочные, вы меня не догоните!

Тоска сразу его узнала:

– О, Ванька Китов бежит, он из соседней деревни. Интересно, кого это он так прикладывает?