Удел Владелины уже давно был не в руках Огня, а в руках Небо… И старшему Расу было надобно, чтобы за эту жизнь… за первую человеческую жизнь лучица и сама плоть, как можно сильнее прикипели к его печище. И не только жертвовал для того своей клеткой Дивный, связывая плоть девочки, лучицу и себя, но и все остальное имело смысл. А возникшая в юнице чувственность к Огню могла еще сильнее надорвать те связи и тот зов, что неосознанно влек Владу и собственно естество к ее Творцу Богу Першему. Потому перед прилетом Першего, Небо решил подстраховаться… И страховкой была та самая чувственность девушки к Огню, и умело направленная уже самим Огнем возникшее влечение к совместной близости тел.

Влада покоилась левой щекой на груди Бога, прикрытой белой рубахой, которую Огнь в отличие от ее одежи с себя не снял. Хотя тонкость материи его рубахи, казалось, во время их близости на малеша вошла в саму плоть. Девушка глубоко и счастливо вздохнула, и, воззрившись на торчащий пред очами квадратный подбородок, нежно провела указательным пальчиком по нему, словно очерчивая его рубеж и легохонько тем движением всколыхав золотое сияние на самой коже.

– Почему? – тихо спросила она, страшась разрушить возникшее меж ними единение. – У тебя нет бороды, как у других Расов?

Огнь малозаметно изогнул губы, улыбнувшись, и то девушка не столько увидела, сколько почувствовала, поелику золотое сияние его кожи на чуть-чуть поглотило белизну и ядренистое тепло, точь-в-точь как от зачинающегося огонька обдало своими нагретым дуновением всю ее плоть.

– Потому как я несколько иной, – очень ласково откликнулся Огнь да провел и вовсе жаркой ладонью по оголенной спине юницы, отчего последняя легонько потянулась и незамедлительно затрепетала на ней каждая жилочка, клеточка и, похоже, вся плоть в целом.

– А, что теперь будет? – в голосе Влады появилась легкая зябь волнения, судя по всему, вызванная не только желанием близости. – Отец… Когда вернется Небо, он не будет серчать на нас… на то, что меж нами было.

Огнь вельми резко привстал с топчана и девочка, единожды поднявшись, села рядом. Рас протянул к Владелине руки, и нежно обхватив плечи, заглянул в глубины ее зеленых очей, умиленно молвив:

– Твой удел, моя милая, с десяти лет в моих руках. И ты давно… уже давно была предназначена мне. – Огнь настойчиво притянул к себе юницу и сызнова поцеловал в губы так, что у нее от той ласки закружилась голова. – Ты всегда была моя… просто я ждал, когда ты вырастишь и сможешь меня полюбить.

– Я всегда тебя любила… всегда, – тихо отозвалась Влада, ощущая сладость на своих устах, и неотступно глядя в радужно-зеленые радужки глаз Бога, иноредь своей ромбической формой расширяющиеся и полностью поглощающие остатки склеры. – Но мне казалось ты ко мне… ко мне не справедлив, почасту упрекаешь… глядишь с раздражением… и также говоришь. И мне думалось, ты меня не любишь, я тебе не приятна.

– Что ты, что ты моя милая… милая девочка, – в голосе Огня слышалась такая любовь, что Владелина затрепетала всем телом и сызнова захотела с ним близости. – Ты не можешь быть не приятна. Ты мне столь нужна, как и я тебе, столь мною желанна.

Зиждитель почувствовал тот самый трепет и желание девочки и наново принялся ее целовать, чуть слышно шепча ласковые слова и своей божественной силой вдыхая в нее часть собственной сущности, словно прокладывая меж собой и человеческой плотью плотную любовную связь, которую быть может не одолеет зов Першего.

Огнь пронеся сквозь завесу Владу, спустил ее с рук на пятачке капища. Она не захотела дожидаться Небо в своей комнате, попросившись домой. И Огнь не стал ей противоречить, так как выполнил указанное ему старшими Расами. Предоставляя возможность девочке пережить произошедшую с ним близость. День уже неудержимо клонился к вечеру, когда юница, спустившись с лестницы, недвижно замерла на каменной площадке и глубоко вдохнула пряный аромат трав, принесенный с луга дуновением ветра. Она ощущала на себе пристальный, любовный взор Огня, все еще стоящего подле завесы на пятачке, но не смела оглянуться. Оказавшись здесь в поселении, подле людей, гомозуль, духов и альвов Владелина стала смущаться и самого Бога, и всего того, что меж ними произошло, и посему спешно направилась по дороге к своему двору в сопровождении Травницы Пречудной.

– Я сказал тебе, чтобы после близости девочка никуда не уходила, а осталась в капище, – проронил вельми досадливо Дивный и посмотрел на сидящего диагонально него в кресле Огня, от утомления прикрывшего очи. – Небо велел, чтобы лучица была в капище, под присмотром, поколь он улаживает вопросы с Атефской печищей.

– Ты мне это уже говорил. Не надобно повторятся, я того не люблю, – едва слышно отозвался Огнь, одначе, даже в той тихой молви прозвучала ощутимое недовольство. – Девочка хотела побыть одна, ей это нужно сейчас. Я выполнил, хоть ты и знаешь, что не хотел… выполнил веление Небо. И я очень… очень устал. – Бог неспешно приотворил очи, и устало уставился на старшего Раса. – Призовешь ее чуть позже. Когда меня не будет, чтобы она не смущалась и повелишь остаться в капище.

– Может не стоит ее теребить, – вступился за девушку Дажба, и, подойдя к Огню, провел перстами по его голове, прихорашивая там огненно-рыжие волосы. – И правда, ты так сильно утомлен, Огнь, это чувствуется даже мне. Днесь когда связь после отлета Словуты непосредственно идет на меня, я пригляжу за нашей драгоценной девочкой не тревожься, Отец.

– Хорошо, пусть так, – отозвался более мягко Дивный, уже сменив досаду на явственную тревогу, обращенную в первую очередь к младшему брату. – А ты, любезный Огнь, прости меня, что пришлось тебя удержать. Поди, мой милый, отдохни… Дажба, проводи нашего дорогого Огня, на хурул и побудь с ним.

– Я дойду сам, – чуть зримо колыхнул губами Огнь и медлительно поднявшись с кресла, по теплому взглянул на стоящего рядом Дажбу, придержавшего его покачивающуюся фигуру за локоть. – Дивный не тревожьте поколь девочку. Пусть переживет случившееся. Я вмале отдохну и призову ее сам. Ноне ее нельзя напугать, оно как она такая хрупкая, нежная… И вельми зависима не только от меня, но и от каждого из Расов. Там такая чувственность… Я такое еще не ощущал. Даже удивительно, как мы могли не приметить ее уникальности… того, что в ней обитает лучица… Лучица моего дорогого Отца Першего. – Бог смолк и на малеша вроде как задумавшись замер, а после перевел взор на Дивного и обдав его несколько несогласное лицо, добавил, – все же повторюсь… Не надо было менять первоначальных замыслов тем паче после того, что мы узнали про сущность девочки. Не нужна была эта близость ей сейчас… не нужна. Она такая юная, слабая еще совсем дитя. Я боялся сделать ей больно, боялся напугать ее своими действиями.

– Нам надобно поколь укрепить связь лучицы с печищей, – произнес Дивный таковым тоном, точно то сказывал аль повторял не впервой, поколь пытался убедить Огня и легохонько качнул головой. – Поелику связь между Небо и девочкой может нарушиться лишь она узрит Отца Першего. Тем паче как ты понял, мой дорогой, лучица обладает столь мощной чувствительностью, что сразу признала и распознала в Атефах своих сродников… И то поверь мне такую пылкость, я встречаю впервые в лучицах. Это одна из ее неповторимых уникальностей, которая так наглядно проявилась уже впервой человеческой жизни. Посему та любовная связь, каковую быть может ты, Огнь, пожелаешь создать и сохранить, будет удерживать саму плоть подле нашей печище в этой жизни. А в следующей перерастет в постоянный и вельми крепкий контакт со всеми нами, по которому мы, и в частности ты, одним из первых услышишь ее зов.