Тося вспомнила, как пару недель назад они с Сашей все-таки выбрались на Петипа. Хотя шел нудный осенний дождь, улица не была пустынной. Перед входом в манящие яркой рекламой здания разноцветные зонты закрывались, словно лютики в вечернюю летнюю пору.

В такой же горящий огнями клуб и нырнули подруги.

Небольшая сцена с блестящим шестом посередине и несколько столиков вокруг для приглашенных зрителей выглядели непривычно.

«Ну да, не в театр же пришли».

Первая же девица, вышедшая к шесту в коротеньких шортах и майке, которая больше походила на лифчик, неожиданно удивила мастерством: сделав несколько кругов вокруг пилона, вдруг взлетела куда-то вверх, посидела на полусогнутой ноге («Это называется четверка», — подсказала Саша), потом соскользнула вниз, прогнулась в спине и, взмахнув ногами, оказалась висящей вниз головой. Черные волосы, подстриженные на манер подружек американских гангстеров, падали на сильно накрашенное лицо хлесткими прядями, и тете Тосе, переживающей, как бы девушка не сорвалась, выполняя очередной трюк, хотелось собрать их под резинку.

— Это и есть Виолетта, — шепнула подруга, когда гимнастка (а как ее еще назвать?) убежала за занавес, а место у пилона заняла другая.

— Черненькая же?

— Я же говорю, парики надевает. Пойдем со мной, познакомлю.

* * *

Виолетта без черного парика была неузнаваемой. Короткие выбеленные волосы, за которые и ухватиться-то не удастся, если вдруг появиться такое желание, бедра в узких джинсах, оверсайз майка и голос с хрипотцой делали ее похожей на мальчишку.

— Александра Михайловна! — кинулась она обниматься с тетей Сашей, когда женщины, пропуская еще одну не менее ярко накрашенную «гимнастку», немного замешкались у входа в раздевалку. — Как это вы выбрались?

— А мы с мамой Леньчика решили посмотреть, где работает девушка, заставившая забыть его о больной спине.

Виолетта побледнела, вымученно улыбнулась тете Тосе и, извинившись, что ей пора принять душ, который вот только что освободился, поспешила уйти.

— Я позвоню, — крикнула она на прощание тете Саше и помахала ладошкой.

— Странная она какая-то, — поджала губы Тося. — «И вот такая понравилась моему сыну?»

— Нормальная. У нее скоро новое выступление. Пойдем в зал.

— Нет, давай на улицу, — Тося расстегнула верхнюю пуговицу трикотажной кофточки. — Душно здесь как-то.

* * *

Скворцов не поверил Александре Михайловне.

«Знает она Рыжую. Знает, — размышлял он, сидя в машине. — Повела себя грубо, чтобы уйти от разговора. Почему?»

Посмотрел на затылок сосредоточенного Петра Ивановича.

«Было бы больше зацепок, поручил бы ему покопаться. Нужно подождать. Не она, так мать расколется. Не может быть, чтобы они не обсудили мое выздоровление. Что знает одна, непременно знает и другая. Хотя…»

На ум пришел случай, когда Александра Михайловна, как и обещала, и словом не обмолвилась матери. По сей день.

Леонид только заканчивал школу. Новый год в выпускном классе обещал быть веселым, но не повезло: в самый последний момент перед вечеринкой Леньку свалила высокая температура.

— Ты иди, — прохрипел он матери, которая вот уже неделю собиралась встретить Новый год с тетей Сашей в ресторане.

— Я бы не пошла. Зачем мне этот ресторан? Сиди, как привязанная, на стуле. Ни полежать тебе, ни телевизор посмотреть.

— Иди. Тетя Саша обидится. Я за тебя и полежу, и посмотрю.

— Правда, красивое платье? — мама повертелась. Юбка колоколом ей нравилась. — Саша выбрала. У нее хороший вкус, не то что мой, деревенский.

— Правда. Только цветастую шаль сними. Сюда больше синий палантин подойдет.

— И правда, — мама улыбнулась самой себе в зеркале.

Хлопнула входная дверь, и Ленька закрыл ладонью глаза. Встать и выключить свет сил не осталось.

Вдруг в замке опять завозился ключ.

— Это я. Встретила новую соседку, она, оказывается, медсестрой работает. Уколы умеет ставить. Ты позвони ей, если совсем худо будет.

На журнальный столик рядом с телефоном легла бумажка с накарябанными цифрами.

— Мам, свет выключи. Оставь ночник в коридоре.

Щелкнул выключатель.

— Я дверь не закрываю, чтобы ты не вставал. Все, пошла.

«Надо бы маме новое пальто купить. Это куцее какое-то, подол платья на целую ладонь длиннее», — подумал Леня и провалился в тягучую темноту.

— Что же ты не позвонил? — чья-то прохладная рука легла на лоб. — Подожди немного, я за шприцом сбегаю.

Леня не понял, приснилось ему или нет, но кто-то сильный перевернул его на бок, сдвинул резинку трусов и, шепнув «Потерпи», всадил в ягодицу иглу.

Диван прогнулся под чужим телом, а Леня улетел в страну кошмаров. Телефонная трубка начала расти, грозя похоронить его под собой. Он отбивался, а она брызгалась водкой. Зуб не попадал на зуб, а трубка брызгалась и брызгалась и терлась пластмассовым боком о кожу.

— Нужно в больницу, — знакомый голос заставил на мгновение приоткрыть глаза. Над ним стояла тетя Саша в белом халате, надетым поверх праздничного платья, а рядом мама. Плачет. Закрыла дрожащими пальцами рот. И еще кто-то чужой. Со смоляными непокорными волосами, мелкими спиральками падающими на чистый лоб, и пронзительными темными глазами, в которых плескалось беспокойство.

«Красивая. Похожа на Шаганэ. Шаганэ ты моя, Шаганэ! Потому, что я с севера что ли…»

— Бредит.

— Я сбивала, но меньше сорока не опускается, — произнесла «Шаганэ». — Литичка не помогла.

«И губы у нее красивые. И родинка на подбородке. Шаганэ ты моя, Шаганэ…»

— Ты все правильно сделала, девочка. Такое при гнойной ангине бывает. Идет интоксикация. Ну что, Тося, скорая едет?

«Шаганэ» пожала руку. То ли проверила температуру, то ли пожелала: «Держись».

Она пришла в больницу. Положила на тумбочку бумажный пакет с яблоками. В палате, отравленной хлоркой и лекарственными «ароматами», сразу запахло летом.

— Шаганэ.

— Кто это? — спросила она, заправив прядь курчавых волос за ухо. Придвинула стул, села, поправив наброшенный на плечи халат.

— Есенинская Шаги. Ты похожа на нее.

Хотя медсестру, снимающую квартиру напротив Скворцовых, звали Анной, имя Шаганэ к ней прикипело. Она откликалась на него, когда Шаги и Леонид, оставались вдвоем. Ему нравилось смотреть в ее черные глаза с какими-то нереально длинными ресницами, проводить ладонью по спине, накручивать на палец жесткий локон, а ей нравились восторженность и нежность, которые дарил мальчишка.

Шаги первая поцеловала Леонида. Он смущался, когда она расстегивала его рубашку.