– Ладно, пойду, – недовольно буркнул Кривошапкин.

Сгорбившись, он побрел вслед за Альбертом Валерьяновичем, а Бронислав громко сказал Никанору:

– Эй, сапер, перекинемся разок в «морские кости»?

Он достал из кармана вылепленные из хлебного мякиша пять кубиков и подкинул одной рукой.

– Давай. Все равно делать нечего.

Сапер, как обычно, проиграл моряку, и Никанор от досады покраснел, запыхтел.

– Итак, с тебя восемь папирос, – подвел итог Бронислав.

Тут дверь барака открылась, и охранник выкрикнул:

– Арбете!

– Арбайтен, арбайтен, – на немецкий манер зашушукались военнопленные.

Несколько человек сорвались с нар и побежали к двери.

Пантелей Пудовкин поправил свои роскошные усы и направился туда же степенным шагом.

– Хорош играть, мне пора. Кажись, сегодня мне подфартило, – Никанор встал и тяжелой походкой направился к дверям барака.

– Не везет в игре, повезет в работе, – поддел его краснофлотец.

Охранник протянул подошедшему старосте бумажку.

– Только одна? – загудели военнопленные.

– Только одна, – сказал староста, раскрыл ее. На ней было написано:

Baron Nordenskiöld

2

Snickare, takläggare.

И были нарисованы топор, молоток и крыша дома.

– Значит, так, – начал староста, – барону Нор-ден-ски-ёл-ду требуется.

– Я у этого барона работал! – выступил вперед коротко стриженный мужик, у него были заскорузлые темно-коричневые руки и лицо почти такого же цвета, может, чуть светлее.

– Не перебивай, – одернул его Пудовкин.

– Ему нужны конюхи, а я – кавалерист, – не унимался тот.

– Тихо! Молчи! – загалдели красноармейцы.

– Здесь нарисованы топор, молоток и какой-то треугольник… Кажись, крыша дома.

– Дай посмотреть, – из толпы вышел Никанор Капитонов.

Староста показал ему листок.

– Ему нужны кровельщики… Я согласен, – сказал сапер.

– Э, я тоже у себя в колхозе крышу крыл, – проговорил один из красноармейцев.

– Я тоже. И я еще со вчерашнего дня очередь забивал, – сказал другой, лысый широкоплечий мужик с бычьей шеей.

– Подожди, Кондратий… Всем на шаг назад! – рявкнул староста.

Красноармейцы нехотя отступили.

– К барону на работу пойдет, – Пудовкин сделал небольшую паузу. – Капитонов – раз…

– И Вернидуб – два, – добавил Никанор.

– Какой такой Вернидуб? – резко спросил староста.

– Мой товарищ. Мне с ним сподручней будет работать. На крыше все-таки.

– На крыше… – на секунду задумался староста. – Хорошо, вторым будет Вернидуб.

– Староста, ты это чего, – возмутился красноармеец, который еще со вчерашнего дня занимал очередь.

– Все, вопрос исчерпан. Вернидуб, иди сюда.

– Ничего не исчерпан, – заревел Кондратий, он рванулся к Капитонову, схватил того двумя руками за ворот.

И тут же осел на колени, разжав кулаки.

Из-за красноармейцев выпрыгнул Бронислав и ребром ладони ударил Кондратия по шее. Удар был коротким и точным. Никанор придержал потерявшего сознание Кондратия, чтобы тот не грохнулся на пол и не привлек ненужное внимание охранника. Затем усадил его возле нар.

К Брониславу, сжав кулаки, выступил Митроха – дружок Кондратия, рябой малый, резкий, всегда с кривой ухмылкой на лице. Он любил следить, кто чего делает в лагере, кто чего к себе в карман положил, кто с кем и о чем шепчется.

– Сзади, сука, ударил, мазута вонючая.

– Могу и спереди.

И не мешкая, каблуком морского ботинка Бронислав ударил Митроху в грудь. Тот отлетел в толпу красноармейцев, хотел было сразу же вскочить на ноги, наброситься с кулаками на краснофлотца, но военнопленные его удержали.

– Халё! – закричал охранник и передернул затвор винтовки.

– Сказано, что вопрос исчерпан! – вмешался староста. – Я сказал. Сегодня идут Капитонов и Вернидуб. Алля и орднинг! Все в порядке! Алля и орднинг! – поспешил успокоить охранника Пудовкин.

– Вернидуб – это я, – зло глянул на толпу Бронислав.

– А ты, мореман, хоть топор-то в руках держал? – выкрикнули из толпы.

– А по фамилии не видно, Вернидубом же величают… – отшутился красный капитан.

Староста отвел Никанора и Бронислава к охраннику, который стоял возле двери и не имел желания вмешиваться в разборки военнопленных, тем более он ни слова не понимал по-русски.

– Вот эти двое пойдут, – сказал Пудовкин.

– Хаар гёт, – приказал солдат.

– Пошли, – то ли догадался, то ли перевел Никанор.

* * *

Вскоре сани подъехали к усадьбе. Она представляла собой маленький дворец. В центре комплекса возвышалось здание с башенкой, к которому слева и справа примыкали два одноэтажных крыла. В одном были конюшни, в другом – хозяйственные и складские помещения. Строгие, скупые формы строений свидетельствовали о том, что этот комплекс был построен в эпоху классицизма.

Фронт работ красноармейцы увидели еще издалека – крыша была сорвана над крылом, где располагались складские помещения.

– Живут же буржуи, – сказал вслух Бронислав.

– Мы, молодой человек, не буржуи, – вдруг по-русски, правда, с очень сильным скандинавским акцентом, сказал барон. – Мы просто сумели сохранить то, что сделали наши предки. И немного приумножили.

Бронислав и Никанор с удивлением глянули на этого стройного аристократа.

– Вы, наверное, хотите спросить, откуда я знаю русский язык? – улыбнулся Нурденшёльд, – дело все в том, что представители моего рода когда-то жили в России. Покоряли Сибирь, открывали новые земли в Арктике. Например, организовывали несколько экспедиций на Шпицберген. Между прочим, я тоже там побывал.

– И я видел Шпицберген. Наши корабли из Питера ходили в Мурманск и как раз подходили к тамошним берегам.

– Значит, у нас с вами есть что-то общее.

Сани остановились у парадного подъезда. Барон подал руку баронессе.

– Чаю? Или вы предпочитаете сразу же работать?

– Чаю после мороза не помешает, – пробасил Никанор.

Двери парадного открыл пожилой лакей, седовласый и очень важный. На нем была темно-зеленая ливрея с блестящими галунами.

– Здравствуйте, – поприветствовал лакей красноармейцев на ломаном русском.

– Здравствуйте, – несколько смущенные, ответили красноармейцы.