Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но детство у нас, выросших девочек Советского Союза, редко было напитано безопасностью и привязанностью к родителям. Впадая в «девочку», мы в основном сильно нуждаемся во внимании и заботе, в напитывании нас любовью и принятием. У нас обострены «триггеры» – болезненные кнопки души, в зависимости от болезненного опыта детства – у каждого свои, но это могут быть: чувство одиночества – «я никому не нужна», страха и беспомощности, покинутости, непонятости, неувиденности, недооцененности или даже вовсе собственной плохости.
Наша привязка к близкому человеку может усилиться в разы. Мы можем забывать, кто перед нами – муж или мама, через фильтр какого возраста мы сейчас на него смотрим.
Но даже и из взрослой позиции у нас может быть много адекватных и не очень (и кому это решать? – об этом поговорим) ожиданий. Сколько помощи ждать, сколько «скидок» и уступок будет в связи с твоим новым положением, сколько заботы или приятных сюрпризов должно быть, сколько сочувствия и внимания к твоим тревогам должно быть проявлено?
Каждый человек будет иметь свои ответы на эти «сколько».
А еще могут быть трудности с выражением своих потребностей, своих чувств, своих просьб и претензий. Трудности с тем, как справляться с волнами чувств, которые будто захлестывают.
Поэтому быть, быть этой главе, обязательно быть.
И дело даже не в том, что это «негативные эмоции», как об этом часто говорят, которые плохо влияют на будущую мамочку и малыша. Эмоции могут быть по большому счету любыми – потому что мы живые люди. А в том, что с нами происходит в попытке с ними ужиться. Мы пытаемся их проглотить, унять, деться куда-то от них. Не признаемся себе в них, скрываем от других – и именно тогда, а не само по себе, это может начать проявляться в теле, в том, что называется психосоматикой.
Плюс практически всегда чувство обиды сопряжено с чувством вины за то, что я обижаюсь. Ведь «грешно» носить в себе обиды, мы должны быть добрыми и прощающими, плохо и стыдно обижаться на маму или на брата, злиться на родителей мужа, ведь это его мама и папа, которые дали ему жизнь или которые вам так помогают в эту беременность, а я вместо того, чтобы быть благодарной, еще и смею какие-то обиды иметь…
Обида в соединении с долгом обязательного и как можно более быстрого прощения – вот именно этим долгом простить и стыдом от факта самой обиды часто забирают у нас очень много сил, прямо-таки выматывают в идее – что с ней нужно что-то обязательно сделать.
Поэтому я скажу вам для начала парадоксальную вещь. Правда, позже, в этой главе я к ней прибавлю вторую часть. Следите за крупными буквами:
ОБИЖАТЬСЯ – МОЖНО
Выдыхайте. Если вам обидно, значит, у вас есть на это какие-то ваши причины. Вы не плохи, не глупы, не неблагодарны, не еще какие-то оттого, что вам, по сути, больно. Одиноко, несправедливо, гневливо, грустно. У каждого из наших чувств есть своя логика возникновения в лабиринте наших ценностей и травм. Но эта логика, а значит, и ценность, и право на существование, всегда есть.
Правда, эта логика – у каждого своя – есть еще и у вашего обидчика. И об этом мы тоже поговорим немного позже.
В общем, если коротко – обиды забирают у нас прорву сил. А беременность – период, когда все должно идти на их накопление, на аккумуляцию.
Еще хочется обозначить, что НЕ является прощением.
Говоря об обиде, невозможно не говорить о ее конце – прощении. И тут у нас много культурологической и воспитательной путаницы. Под прощением мы понимаем «отпустить и забыть», что ни разу прощением не является, особенно в форме – просто не говорить об этом, не упоминать и не возвращаться к этому. Прощением не является разрешение другому так поступать, а я из чувства своего превосходства – умнее-духовнее, так уж и быть, спущу ему с рук. Знакомо? Ну, что-то вроде, что в простой разговорной речи звучит как «что на дураков обижаться». Это ведь тоже не про прощение истинное. Прощение не заключается в том, чтобы объяснить себе, почему так другой человек поступает, как бы оправдывая его, хотя этот вариант наиболее приближен к зерну отпускания – прощения. Ну и, конечно, прощением не является такая тема, как «прощаю, потому что ты моя сестра», то есть из долга. Тут даже чувства как-то неприкрыто игнорируются и пропускаются, а ведь и обида, и прощение – не из категорий разума, они являются чувствами, это уровень души.
Прежде же, чем говорить о том, что такое прощение, давайте подробно поговорим о том, что такое обида и как ее проживать.
На самом деле такого чувства, как обида – ну, не то чтобы не существует, но само это слово обозначает сумму нескольких чувств, набор которых может разниться.
В толковом словаре Ушакова: обида – «несправедливо причиненное огорчение, оскорбление, а также вызванная этим отрицательно окрашенная эмоция».
Иными словами, обида – чувство несправедливости, неценности или обесценивания, сопряженное – это уже от меня и моих психотерапевтических знаний – с чувствами гнева и грусти.
Гнев и грусть – это два основных вектора, на которые можно разбить переживание обиды.
Гнев сам по себе как раз и есть чувство, вызванное нарушением наших границ в самом-пресамом широком смысле этого слова. Мы можем злиться на недостаточную заботу и значимость (как вид – сейчас будет каламбур – не просто нарушение границ, а то, что к ним даже не притрагиваются), злиться на несправедливое к нам отношение, недооценивание нас, несовершенные или совершенные не так относительно нас поступки. Там, где с моим мнением не считаются, там, где его подавляют. Там, где мне указывают, как мне надо поступить, думать или чувствовать, там, где я считаю, что другой должен думать, поступать или чувствовать, как мне кажется правильным. Да, именно так – про последнее. Ведь на этом так часто основываются наши обиды, а именно ее часть – гнев как уже наша агрессия в продавливании чужих границ.
И вот мы и подобрались к ключевому здесь моменту. К границам. И к адекватности нашего гнева, к тому, насколько в рамках ощущения несправедливости наш гнев на другого справедлив.
Когда речь идет о нарушении наших границ, а именно: кто-то другой говорит, настаивает, давит, указывает, как нам надо чувствовать, думать, что выбирать и считать ценным, и как поступать в связи с этим – это и есть нарушение наших границ. И здесь совершенно уместно испытывать злость и злиться по полной программе. Потому что никто не имеет права указывать нам, какими нам быть и что нам делать.
Но когда мы сами начинаем считать, что вправе решать, что чувствовать, какие приоритеты и ценности иметь, как в связи с ними поступать другому человеку – в этом месте наш гнев делает нас агрессорами, пытающимися нарушить теперь уже чужие границы.
Когда мама говорит нам, что я веду себя глупо: со своими страхами ходить к врачу и сдавать кровь из вены, нас она обижает, нарушает границы – своей оценкой, в которой как раз транслируется, как должно себя чувствовать в подобной ситуации. Но когда мы говорим ей о том, что она не предложила приготовить поесть, ведь я такая беременная и у меня нет сил, это уже про нарушение границ нами – маминых. Ведь, в конце концов, это не ее обязанность, а добрая воля – помочь. И тогда здесь уместнее испытывать грусть, что вот так вот она не хочет, тщетность, но без претензий к ней.