Камос заметил, что никто не шевельнулся. Он безвольно встал и тихо пробормотал:

— Простимся с покоями моего отца.

Все встали и тяжелыми, неуверенными шагами направились к покоям убитого царя и благоговейно остановились перед закрытой дверью. Они не решались войти в это помещение без его разрешения и встретить там пустоту. Гур шагнул вперед и открыл дверь. Прерывисто дыша и тяжело вздыхая, они вошли. Все с нежностью и любовью смотрели на большой зал, роскошные кресла, изящные столы. Их взгляды задержались на молельне царя с красивой священной нишей, в которой стояло его скульптурное изваяние в почтительном поклоне перед богом Амоном. Присутствующие вообразили, будто царь расположился на диване, облокотившись на подушки, и, мило улыбаясь, приглашает их сесть. Они чувствовали, как его душа окутывает и обнимает всех, витая, и не удержались от скорбных и безутешных слез.

Камос понимал, что сердца окружавших его людей разрываются от горя. Он приблизился к изваянию отца, почтительно поклонился ему, поцеловал в лоб и отвернулся. К дорогому изваянию подошла Тетишери, склонилась над ним, поцеловала его в лоб, вкладывая в этот поцелуй всю боль от утраты и горя. Семья простилась с изваянием убитого повелителя и вышла, храня траурное безмолвие.

Камос заметил, что гофмейстер Гур ждет его, и спросил:

— Как вы намерены поступить, Гур?

— Повелитель, мой долг следовать за вами, словно верная собака.

Благодарный царь положил руку ему на плечо, и все пошли через залы с множеством колонн. Впереди шел командир Пепи, Камос возглавлял членов семьи, дальше следовали маленький принц и принцесса, Яхмос и Нефертари, царица Сеткимус. Строй замыкал гофмейстер Гур. Они спустились по лестнице к колоннаде, вышли в сад, где по обе стороны выстроились рабы и, держа факелы в руках, освещали им путь. Они достигли корабля и один за другим взошли на борт. Настала пора отправляться в путь, и они бросили прощальный взгляд, который растворился во мраке, опустившемся над Фивами и окутавшем город в траурные одежды. Их сердца разрывались от горя и тоски, безмолвие овладело всеми. Пепи стоял перед ними, не говоря ни слова и не осмеливаясь нарушить горестное молчание. Царь заметил его присутствие и произнес:

— Настало время прощаться.

Пепи сказал печальным, дрожащим голосом, стараясь овладеть своими чувствами:

— Мой повелитель, лучше бы я погиб первым, нежели оказался в этом положении. Пусть меня утешает то, что вы пойдете по пути Амона и славных Фив. Вижу, что действительно настал миг прощания, как вы, мой повелитель, сказали. Отправляйтесь в путь. Пусть Бог защитит вас своим милосердием и окружит вас своими заботами. Надеюсь, что доживу до того дня, когда увижу ваше возвращение так же, как ваш отъезд, и мой взор снова возрадуется при виде дорогих Фив. Прощайте, мой повелитель! Прощайте!

— Скажите до новой встречи!

— Верно! До новой встречи, мой повелитель!

Командир приблизился к своему повелителю и поцеловал ему руку, едва сдерживаясь, чтобы не оросить его благородную ладонь слезами. Затем он поцеловал руки Тетишери, царице Ахотеп, царице Сеткимус, наследному принцу Яхмосу и его сестре Нефертари. Он осторожно взял руку гофмейстера Гура, склонил голову перед всеми и, потрясенный, молча покинул корабль.

У ступеней, ведущих в сад, Пепи остановился и наблюдал, как весла коснулись воды и корабль медленно отчалил от берега. Он словно ощущал печаль людей, находившихся на его борту. Все собрались у поручней и мысленно прощались с Фивами. Затем Пепи дал волю чувствам, не сдержал слез и задрожал всем телом. Он не спускал глаз с драгоценного корабля до тех пор, пока его не проглотил мрак. Затем он глубоко вздохнул и продолжал стоять на месте, не в силах покинуть берег, и чувствовал себя столь одиноким, будто очутился в глубокой могиле. Наконец Пепи медленно отвернулся и, едва перебирая ногами, направился к дворцу, бормоча про себя: «Мой повелитель, мой повелитель, где ты? Где ты, мой повелитель? Люди Фив, как можно спокойно спать, когда над вашими головами витает смерть? Пробуждайтесь! Секененра мертв, а его семья бежала на край света, а вы спите. Вставайте! Во дворце больше нет хозяев. Фивы распрощались со своими царями, а завтра враг займет ваш трон. Как вы можете спать? За стенами затаились враги, которые несут вам унижение!»

Взяв факел, удрученный горем командир пошел по залам дворца из крыла в крыло и наконец оказался перед тронным залом, повернулся к нему и пересек порог, сказав: «Прости, мой повелитель, за то, что я вошел сюда без твоего разрешения!» При свете факела он неуверенно прошелся меж двух рядов кресел, на которых раньше сидели придворные и решали государственные дела. Он остановился у трона, распростерся ниц и поцеловал землю. Затем, опечаленный, командир встал перед ним. Мерцающий красноватый свет факела озарил его лицо. Пепи громко произнес:

— Воистину перевернута славная и бессмертная страница! Мы умрем завтра и станем самыми счастливыми людьми в этой долине, которая никогда раньше не знавала мрака. Трон, мне с печалью приходится сказать, что твой хозяин никогда не вернется к тебе, а его преемник отправился в далекую страну. Что же касается меня, я никогда не допущу, чтобы с этого места завтра произнесли слова, которые обрекут Египет на страдания. Апофис никогда не будет сидеть на этом троне. Исчезни так же, как исчез твой хозяин!

Пепи решил вызвать гвардейцев дворца, чтобы те унесли трон туда, где он определит ему место.

По приказу Пепи гвардейцы подняли трон и положили его на большую повозку. Командир шел впереди нее к храму Амона. Там гвардейцы подняли трон и несли его за командиром. Впереди них жрецы шли к священному залу. В священном обиталище рядом со святая святых они увидели царский паланкин, окруженный солдатами и жрецами. Гвардейцы опустили трон рядом с паланкином. Жрецы смотрели с удивлением, ибо не знали, что произошло. Пепи велел солдатам удалиться и пригласил верховного жреца. Верховный жрец куда-то ненадолго ушел, затем вернулся следом за жрецом Амона, который, хорошо понимая серьезность такого ночного визита, шел торопливо. Он протянул руку командиру и спокойно произнес:

— Добрый вечер, командир.

Голос Пепи выдал тревогу и боль:

— Вам того же, ваше священство. Можно мне поговорить с вашим священством наедине?

Жрецы услышали, что он сказал, и тут же удалились, хотя их снедали любопытство и тревога. Командир и жрец остались наедине. Когда верховный жрец заметил паланкин и трон, его охватило отчаяние. Он спросил командира:

— Как паланкин оказался здесь? Что это за паланкин и как случилось, что вы оставили поле боя среди ночи?

Пепи ответил:

— Выслушайте меня, ваше священство. Мы ничего не выиграем, если станем медлить или отнесемся к создавшемуся положению без должного внимания. Вы должны выслушать меня. Я посвящу ваше священство во все, что мне известно, затем отправлюсь выполнить свой долг. Состоялась битва, которая никогда не забудется. В ней боль и слава разделились пополам. Это неудивительно, ибо мы проиграли битву за Египет, наш царь погиб, защищая свою страну, предательская рука расчленила его священное тело, царская семья покинула Фивы. Когда проснутся жители города, они не найдут и следа от своих царей и их славы. Слушайте, ваше священство, слушайте! Уже почти полночь, и долг велит мне не мешкать. В этом паланкине тело нашего повелителя Секененры и его корона. А здесь его трон. Жрец Амона, я вручаю вам наше национальное достояние, чтобы вы могли сохранить его тело и эти реликвии в надежном месте. Теперь я оставляю вас в руках Бога, жрец Фив, которые никогда не погибнут, хотя и будут стонать от нанесенных им ран!